— Ты ошизела?

— Ни капельки! Она, может, еще и не отдает себе в этом отчета, она еще ребенок и понимает только, что хочет быть поближе к нему и жаждет выдать тебя за него замуж. Но это пока… А потом начнется ревность и вообще всякая пакость… Ты можешь потерять дочь и мужа одновременно.

— Не желаю даже слушать такую мерзость!

— Это не мерзость, это жизнь… Если хочешь знать, я говорю это на основании собственного опыта.

— Ничего не хочу знать!

— Понимаю, что не хочешь, но должна. Мать с моим отцом разошлась, когда мне было семь лет. Долго никого не заводила, а потом у нее появился мужик просто невероятного обаяния. Он не был красавцем, не был как-то особо талантлив, нет, в нем было просто невероятное обаяние. Все бабы в него влюблялись. И я в том числе. Мне тогда было двенадцать, как твоей Полине. Он влюбился в маму, и они поженились. Как я сперва этого хотела, я не понимала еще ничего и поначалу была счастлива. Но я росла, взрослела, созревала и постепенно начала ревновать. И вскоре возненавидела маму. Мучилась просто невероятно. Мне было и стыдно, я ведь понимала, что это ужасно, и больно, я боролась с собой, но мы жили в одной квартире. Помню, как-то был мамин день рождения, вечером ждали гостей, и она отправила меня по магазинам… Короче, когда я вернулась, он был дома, и они явно только что вылезли из койки… Что со мной сделалось… И я приняла решение отбить его у нее. Думала, я же молодая, невинная, прекрасная, а она уже старая — и, следовательно, победа будет за мной… Но к счастью, на день рождения приехала бабушка, мамина мать. Видно, она сразу просекла ситуацию и забрала меня к себе, в Москву. Мы-то жили в Новосибирске, в Академгородке. Конечно, я не хотела ни за что. Но мне сказали, что это временная мера, что у нас затевается большой ремонт. К тому же дело было в начале июня, и речь шла только о летних каникулах. Короче, так я попала в Москву. И больше домой не вернулась. Тебе, Бронька, либо надо сбыть Польку с рук к бабке…

— Никогда!

— Правильно, дочь должна быть дороже мужика. А я на этом мать потеряла. Или она меня.

Светкины слова повергли меня в такое смятение, что я забыла и думать об Андрее.

— Ты сама-то в состоянии отказаться от Жени?

— Как два пальца… Я в основном из-за Полины… Но как я это им объясню?

— Ей — откровенно. Скажи, что все поняла и не хочешь ей мешать. Мол, она скоро вырастет, и уж если у них такая дружба, то вполне возможно, что годика через четыре он ей достанется.

— Бред!

— Допускаю. Но ничего лучше придумать не могу. А что касается Жени… Спровоцируй его на скандал — большое дело, придерись к случаю…

— Свет, а может, это совсем другая история? Может, ей просто хочется, чтобы у нее мать была замужем…

— Запросто. Но я не верю в это. Именно из-за собственного опыта.

— Да, задала ты мне задачку… И хотела бы я отмахнуться от нее, но, боюсь, не получится.

— Подумай, Бронька, я к тебе хорошо отношусь и желаю добра. Присмотрись к Полине. А сейчас звони Андрею.

— Как-то мне сейчас не до него, сказать по правде.

— Бронька, тебе его не жалко?

Она выхватила из сумки газету с его фотографией:

— Посмотри, какой он…

При виде его глаз даже на дрянной газетной бумаге что-то шевельнулось во мне. И я позвонила. Дома никто не ответил. И на мобильном тоже.

— Не судьба, значит.

— Глупости. Позвони двоюродному брату.

— Зачем?

— Ты говорила, что вы с ним друзья, ты для него вон что сделала, так пусть он теперь тебе поможет. Посоветуйся с ним насчет Польки. Ты мне можешь не доверять…

— Погоди, ты о чем сейчас? Об Андрее или о Польке?

— И о том, и о том. Ты, может, думаешь, что я тебе завидую…

— Ага, есть чему! Дочка влюблена в моего жениха, а любовник на всю страну объявлен импотентом. Обзавидуешься.

— Да плевать, кем он там объявлен, тебе-то что? Ты же убедилась уже, что он не импотент. А вот он может с собой что-то сделать, тем более у него бывают депрессии. И сейчас он наверняка чувствует себя в глубокой жопе. А что, если он думает, что ты ему не звонишь…

— Да я же ему звонила, что ты несешь!

— Звони Вениамину! Пусть узнает, где он, что с ним! Принимай меры, не сиди как последняя корова!

И вдруг у меня зазвонил мобильник.

— Алло, Бронечка? — раздался голос Гордиенко.

Я безмерно удивилась:

— Юрий Митрофанович? — Здравствуйте, рада вас слышать.

— Бронечка, детка, тут такая история… Короче, мне звонила мать Андрея…

У меня упало сердце.

— Да?

— Ты, вероятно, в курсе этой омерзительной истории…

— Ну в общих чертах…

— Извини, но она, мать Андрея, спрашивала твой телефон. Однако без твоего разрешения я не мог… Ты позволишь?

— Да-да, конечно! Что за вопрос! Юрий Митрофанович, ради бога, скажите, с ним что-то случилось, да?

— Пока нет, но он в ужасном состоянии. И если бы ты могла помочь… Ирина почему-то вбила себе в голову, что ты сможешь.

— Я звоню ему, но…

— Он у нее на даче скрывается. Там нет телефона. Значит, я дам твой номер?

— Господи, конечно!

— Гордиенко, что ли, звонил? — догадалась Светка.

— Да. Мать Андрея разыскивает меня.

— Интересно, а почему он сам не дал ей твой телефон?

— Мои телефоны у него в мобильнике. Может, он потерял его… Или выбросил…

— Дура!

— Кто?

— Ты! Он своей матери о тебе рассказывал, он, наверное, любит тебя, а ты…

— А что я?

У меня уже голова шла кругом. Но тут мне подали лазанью, и я накинулась на нее так, будто не ела по меньшей мере трое суток.

Светка тоже с жадностью набросилась на еду.

— Видишь, — проговорила она с полным ртом, — я знала, что заказывать. И давай еще «Дамской» дернем. Вкусно и помогает…

Житейская мудрость, этого у меня не отнимешь.

Я хотела что-то возразить, но она мне не дала.

— Я знаю, ты хочешь сказать, что оно и видно, как я в жизни устроилась, но любовь — штука иррациональная — и житейская мудрость ни при чем. А потом, я уже не уверена, что в наше время надо вообще выходить замуж.

— Я тоже не уверена. Особенно после твоих житейских мудростей.

И тут опять зазвонил телефон.