— Ну да. Дело нехитрое...

— Именно здесь, на Лазурном берегу, мои работодатели получили серьезный удар... и чувствительный укол по самолюбию. Не далее как вчера ночью. Я имею в виду тот «нечаянный приступ аллергии», случившийся на вилле «Фортеция» с человеком, который из-за этого не смог вылететь в Ньянгаталу...

— В жизни не слышал о такой вилле, — сказал Мазур.

— Ваше счастье, что охрана виллы была возложена на классических сухопутчиков, Кирилл. Будь там я... Конечно, я не буду врать, что предвидел бы именно ваш визит, — но, поверьте, принял бы все меры предосторожности против нападения с моря. Меня этому хорошо учили, я этим занимался достаточно долго.

— Я вас прекрасно понимаю, Куин, — сказал Мазур без тени улыбки. — Беда, когда охрана возлагается на классических сухопутчиков, хотя рядом присутствует море... О чем бы ни шла речь — о вилле «Фортеция» или Ньянгатале...

— Я не верю в совпадения, Кирилл. Не бывает таких совпадений. Ночью на виллу проник аквалангист, устроивший химическую атаку, а через несколько часов я узнаю, что неподалеку уже несколько дней обретаетесь вы... Не бывает таких совпадений. Это несерьезно, нереально — говорить о совпадениях... Вы знаете, я приехал на виллу буквально через полчаса после случившегося. Один парень из охраны оказался крепок задним умом и высказал версию, показавшуюся ему сначала фантастической, но очень быстро оказалось, что она — реальная. Мы взяли пробы воздуха в спальне — там присутствуют явные следы некоего химического соединения, вызвавшего у нашего клиента приступ астмы с последующими осложнениями. Более того, я проследил ваш путь от моря до виллы и обратно. Есть особые тепловизоры... Прошло не так уж много времени, и ваши следы я видел в окулярах соответствующего прибора совершенно четко — они все еще были теплее на какие-то доли градуса, чем земля и трава...

— Мои следы? — сказал Мазур, подняв брови в наигранном изумлении. — Вы их как-то зафиксировали этим своим суперприбором?

— Нет возможности их зафиксировать. Я их просто видел. И легко восстановил всю картину происшедшего — в вашем блистательном исполнении...

— Это, конечно, интересно, — сказал Мазур. — Вот только я бы вас попросил не связывать столь демонстративно какие-то следы, какую-то химию на вилле с моей персоной. Мы — в цивилизованной стране, Куин. Адвокатов здесь, конечно, меньше, чем у вас в Штатах, но от легкого заработка они не откажутся, возьмутся за дело со всем пылом. Что мне стоит возбудить против вас процесс о клевете? Вы, насколько я понимаю, обвиняете меня в том, что я, нарушив кучу законов, проник на виллу и распылил там какую-то химию? Тогда, может быть, подойдете вон к тем бравым полицейским и выдвинете против меня обвинение? Посмотрите, какие они бравые, как они готовы выступить на защиту законов... Вы в самом деле уверены, что они, выслушав вас, кинутся на меня с наручниками?

— Ну конечно, я так не полагаю, Кирилл, — чуть поморщившись, ответил Куин. — У меня нет никаких улик. Но мы-то с вами прекрасно знаем, что это сделали именно вы... Давайте исходить из этого — что мы оба все прекрасно знаем и понимаем... Никакой полиции, судебных процессов и полицейских расследований...

— Тогда к чему вообще наша беседа?

— Двадцать лет назад все было проще, — сказал Куин. — Тогда мы оба работали каждый на свое государство и задачи наши были четко очерчены: вы нападали, мы защищались, а порой и наоборот. Сейчас все совершенно иначе. У нас уже нет за спиной ни страны, ни конторы, ни у меня, ни у вас. Вы работаете на одних бизнесменов, а я — на других. Качественно иная ситуация. Но мы-то с вами — два профессионала, которые понимают друг друга с полуслова... И ничто нам не мешает договориться.

— На предмет?

— Давайте без дипломатии, хорошо? К чему она меж такими, как мы? Назовем вещи своими именами, а?

— Ну, попробуем, — сказал Мазур. — Любопытства ради. Все это, Куин, как вы, должно быть, понимаете, совершенно не означает, что я веду с вами переговоры или на что-то соглашаюсь. Я вас просто слушаю и высказываю свои соображения...

— Разумеется, Кирилл...

— Ну, в таком случае валяйте. Сколько будете предлагать и в какой валюте?

Американец удивленным не выглядел. Он просто-напросто осклабился в классической голливудской улыбке:

— Я вижу, Кирилл, вы прекрасно все поняли...

— Господи боже ты мой, ну и загадка... — сказал Мазур даже с некоторой скукой. — Поскольку вы больше не играете в старые игры, в нынешних условиях предлагать мне можете только одно: продать моих нынешних работодателей. Задачка для школьников... Так сколько вы намерены мне предложить?

— Больше, чем вам платят ваши наниматели.

— А если они мне обещали миллион? — небрежно спросил Мазур. — Баксов, я имею в виду. Тьфу ты, черт! — воскликнул он с искренним сожалением. — Нужно было просить в евро, плохой из меня коммерсант. Ваш бакс, простите великодушно, худеет и худеет...

— Я вам по страшному секрету признаюсь, что жалованье получаю в евро. Это не вполне патриотично, согласен, но нельзя все на свете измерять патриотизмом... Миллион, говорите? Значит, будет больше. Мне не хотелось бы унижаться, долго и многословно доказывая, что никто не собирается вас обманывать. Мы с вами, как не раз уже произносилось, профессионалы.

— Откуда такая щедрость, Куин?

— Законы рынка, — серьезно сказал американец. — В подобных ситуациях тот, кто уже держит территорию, всегда платит своим меньше — у него все схвачено, налажено, обустроено и взято под охрану. Соответственно, тот, кто пытается вломиться, не жалеет никаких денег. Азбука ремесла. При тех ставках, что имеют место быть, скупость неуместна. Ньянгатала — это нефть, алмазы и прочие весьма полезные ископаемые, миллионом больше, миллионом меньше — какая разница? Акционеры против таких расходов протестовать не будут.

— Очень мило, — сказал Мазур. — И что я должен сделать в обмен на этакую благодать? Взять автомат и перестрелять своих нанимателей к чертовой матери?

— Ну зачем же? Останемся цивилизованными людьми. Какое-то время вы будете выполнять прежнюю работу, но при этом... — он выразительно замолчал.

— Закладывать, — понятливо подхватил Мазур.

— К чему такие пошлости? Информировать. Могу вас заверить, у меня есть все полномочия вести переговоры о конкретных суммах. Разумный аванс вы сможете получить незамедлительно. Естественно, я не буду с вас брать никаких подписок — мы же не в государственные игры играем. Достаточно будет вашего слова...

— Ну да, — сказал Мазур, — а потом, поставляя информацию, я и сам автоматически влипну настолько, что дороги назад не будет?

— Ну, если вам угодно это так называть... Суть не в терминах, Кирилл. Это бизнес, и никаких гвоздей, как у вас говорят. Итак?

— Простите, дружище, вынужден отказаться, — сказал Мазур. — Я уже слишком стар, чтобы играть в агента-двойника, очень уж непривычное амплуа, могу запутаться, напортачить...

— Я говорю серьезно.

— Я тоже, — сказал Мазур. — Не будем увлекаться болтовней, ладно? Распрощаемся, как культурные люди...

— Вы полагаете, у нас есть такая возможность? Увы... Кирилл, это бизнес. Большой бизнес. Чертовски большой. Когда на кону целые страны, никому нельзя откланяться и уйти с милой улыбкой. Порядочки здесь еще жестче, чем в наших с вами играх в старые времена. У меня есть поручение, и я обязан его выполнить. Либо вы будете на нас работать, либо... Мои наниматели просто-напросто не могут себе позволить оставить в руках конкурентов столь эффективное и надежное орудие, как вы. И, как ни грустно, я опять-таки уполномочен применить любые меры. Любые. Можете не оглядываться так озабоченно. Здесь с вами ничего не случится: Европа, цивилизованная страна, избавиться от трупа — не