доподлинная реальность.

Сняв белую трубку, Олеся распорядилась:

— Пройдите у берега, как можно ближе... — звонко защелкнула обратно в гнездо белый параллелепипед на витом шнуре, повернулась к Мазуру: — Хочу вас, человека нового и непривычного, порадовать интересным зрелищем. Кода-то публика из театра расходилась к своим каретам, и это называлось «театральный разъезд». Сейчас, наверное, уместно будет говорить: «новорусский разброд». Не в смысле «разлад», а в смысле «разбрежаться».

Катер медленно шел вдоль берега, метрах в десяти от набережной, уже рассвело, и в нежном акварельном, нереальном утреннем свете Мазур увидел и в самом деле прелюбопытное зрелище: насколько хватало взгляда, по набережной смеющимися кучками и в одиночку устало брели дамы в экстравагантных туалетах, рассыпая вокруг острые лучики бриллиантового сияния, и кавалеры, в большинстве своем одетые отнюдь не в старинном стиле. Над пальмами витали смех, усталые, чисто по инерции звучавшие азартные выкрики, а также незатейливый русский мат.

— С такси в эту пору здесь хуже некуда, — сказала Олеся. — Вот и чапают наши хозяева жизни пешочком пару верст до своих люксовых отелей. Иногда дорога брильянтовыми сережками и прочей мишурой прямо-таки усыпана...

— Вы, часом, классовую ненависть не испытываете ли к своим работодателям? — спросил Мазур.

— Ни капельки. А вы?

— А на кой черт? — пожал он плечами. — Мне и без нее комфортно.

Он замолчал, всмотрелся, пытаясь определить источник казалось бы невозможных здесь звуков. Сдвинул верхнюю половинку выгнутого окна, прислушался. Нет, никаких сомнений — рассыпчатые переборы баяна.

Вскоре обнаружился источник музыки — особенно когда устало шагавшие дамочки стали рассыпаться в стороны с визгом и вполне цензурными комментариями. По-над берегом, под ожесточенный бряк бубенчиков, неслась запряженная медвежьей тройкой повозочка, сама по себе производившая немало шума. Мишки в намордниках, можно бы выразиться, закусили удила, неслись со всех своих косолапых ноженек, по сторонам повозки бдительно бежали цыгане, сверкая вымученными улыбками и устало выкрикивая что-то стандартное типа «Ай, жги, ромалэ!» А в повозке, как-то ухитряясь удерживать равновесие, возвышался лысый Вадик, любитель ностальгических дискотек — и с большим воодушевлением, растягивая меха до предела, жарил «Катюшу». Довольно, надо сказать, умеючи. Косолапили тяжелой рысью медведи, грохотали колеса, кидались в стороны, ломая каблуки, расфуфыренные дамочки, провожая затейника теми самыми словечками, что звучали тридцать лет назад на танцплощадках, а Вадик, сияя искренней улыбкой счастливого человека, орал:

— Гармонист был очень пьян, растянуть не мог баян! Два помощничка в момент разодрали инструмент! Держись, Франция, чтоб тебе вустрицей подавиться!

Вот именно, подумал Мазур с определенным злорадством. Держись, Франция, а также вся остальная Европа. Эти здешние идиоты полсотни лет пугали друг друга краснозвездными танками и комиссарами с ножом в зубах — и ведать не ведали, что боялись вовсе не тех. А уж от этих войсками НАТО хрен загородишься, старушка Европа...

Нарушая его приятные размышления, Олеся негромко сказала:

— Только не думайте, что вы одним махом разрубили весь клубок проблем...

— Да что вы, я и не думаю, — сказал Мазур. — Я уже примерно понимаю расклад. Те, кто против вас работают, не угомонятся. Попробуют что-то другое — и, быть может, то, что благодаря мне этот ваш воротила в Ньянгаталу не попадет, им только прибавит прыти. Правильно понимаю?

— Абсолютно, — кивнула Олеся с усталым и крайне серьезным лицом. — Игра раскрутилась так, что никто уже не остановится. Вряд ли у тех хватит сил и возможностей на серьезный переворот, такие вещи просто не делаются, вы наверняка лучше меня знаете... Но вот очередной акции против президента следует ждать очень скоро.

— Я понял, — сказал Мазур, глядя вслед унесшейся медвежьей тройке. — Когда в Африку?

— Послезавтра. Вы готовы?

— Всегда готов, — сказал Мазур спокойно.

Ах, что это было за зрелище! Жаль только, никого из старых знакомых не случилось поблизости, чтобы полюбоваться и оценить в полной мере...

Из знаменитого отеля «Негреско» (числится в десятке лучших отелей мира) беспечной походочкой хозяина жизни вышел адмирал Мазур — в светлом легком костюме, светло-синей рубашке и соответствующих туфлях. Швейцар распахнул перед ним дверь, и Мазур небрежно прошествовал, так привычно, словно был благородным доном из тех, у кого даже собака в конуре и мыши за печкой имеют родословную, уходящую к крестоносцам.

Двигаясь все так же раскованно и несуетливо, с видом человека, которому все окружающее успело смертельно надоесть, он шел по знаменитой Английской набережной. Справа росли темно-зеленые пальмы, в большом количестве и совершенно прозаически, как в России лебеда. За пальмами и невысокой балюстрадой, значительно ниже, опять-таки во множестве торчали зонты, синие в белую каемочку, и синие шезлонги, пустые пока что все до единого. Справа белело скучное здание, больше всего похожее на коробку из-под обуви с минимумом архитектурных излишеств, — Мазур так и не выяснил, что там расположено, да и не собирался этим заниматься. Лениво врастал в буржуазный быт, поскольку делать было совершенно нечего, а до назначенной встречи оставалась еще чертова уйма времени.

Опершись на балюстраду, он оглянулся на знаменитый отель. Честно говоря, Мазура он разочаровал. Впервые он это название встретил еще в детстве, читая том из «Библиотеки приключений» с романами о комиссаре Мегрэ, — да и потом не раз сталкивался. А когда увидел своими глазами, разочаровался. Подсознательно ждал увидеть некий огромный дворец — а оказалось, довольно скромная построечка, без особого размаха и грандиозности...

Какое-то время он пытался определить, по какой именно дороге удирал по крыше от полиции убивец из повести Сименона, но скоро бросил это бесполезное занятие — столько насчитал путей отхода, что и гадать бесполезно. Лично он, доведись ему смываться по крыше «Негреско», выбрал бы...

— Кирилл Степанович? — негромко произнесли рядом. — Не уделите ли немного времени?

Произнесено это было по-английски — либо коренной американец изъяснялся, родом из Новой Англии, либо удачная подделка. Голову Мазур повернул абсолютно спокойно, без малейшей нервозности. В конце концов, он здесь пребывал совершенно легально и не было поводов бояться кого бы то ни было. Да и работодатели — люди серьезные, за ними, как за каменной стеной...

Рядом с ним, так же опершись на балюстраду, примостился абсолютно незнакомый субъект, одетый вполне прилично, примерно ровесник Мазура, разве что пониже и поуже в плечах. Физиономия у него была примечательная: все по отдельности, нос, губы, взгляд, прическа и прочее было самым обыкновенным — но, собранное вместе, позволяло сходу обозвать незнакомца шпиком. Такая уж у него была рожа, моментально вызывавшая не самые приятные ассоциации — то ли с худшими образчиками отечественных особистов, то ли опять-таки не с самыми лучшими импортными сыскарями, в свое время пытавшимися то там, то сям осложнить жизнь тому, за кого в данный момент выдавал себя Мазур.

— А вы прекрасно держитесь, — сказал незнакомец с ухмылочкой. — Даже ухом не повели...

С ленивым любопытством Мазур спросил:

— А вы что же, ждали, что я с диким воплем изумления и паники взлечу на верхушку пальмы? Какие пошлости...

Разумеется, он успел в секунду окинуть взглядом окрестности — и не усмотрел ничего похожего на подмогу. Никто его пока что не обкладывал, не пас, не маячил грозно в непосредственной близости. Так что