— Плохо! — мотнула головой девушка. — От слова «эликсир» на милю несет аптекой…

— …Тогда назовем это просто «любовь»…

Теперь возражений не последовало, ведь это тоже всего лишь слова. Бетси присела напротив Амоды, осторожно придерживая полотенце на груди, парень откупорил бутыль, наполнил две небольшие глиняные чашки…

Напиток был прохладным, сладко-кислым на вкус и имел запах молодого авокадо. Бетси смело пригубила.

— За то, чтобы ты нашла себя! — негромко проговорил Амода и тоже выпил.

Они смотрели друг на друга, не говоря ни слова. Бетси подумалось, что неплохо бы просидеть всю жизнь вот так, в объятиях густых кашмирских сумерек, на пороге полной загадок ночи — и не спешить переступить этот порог. Но странная неловкость не уходила. Она действительно устала, перенервничала на год вперед… Неужели нельзя просто так сидеть в полумраке, прихлебывать из теплой глиняной чашки и молчать? Ведь слова ничего не значат…

— Послушай, Ам, — вздохнула она. — Извини, я действительно еще не пришла в себя… Я хотела сказать, что очень благодарна тебе за все… И со своей стороны…

— Благодарю! — церемонно поклонился парень. — Но я хотел предложить тебе кое-что поинтереснее игры в «пожалуйста за спасибо» и «спасибо за пожалуйста».

— И что же это? — Бетси потерла рукой внезапно вспотевший лоб. Почему-то подумалось, что таинственный пастух предложит сейчас покурить гашиша.

…А почему бы, собственно, и нет?

— Я предлагаю тебе сделать то, что ты хочешь…

Девушка моргнула, пытаясь сообразить. Сделать то, что она хочет? А чего она хочет?

…Поспать, узнать, хорошо ли Ам целуется, выкрасть из полиции тело невинноубиенного йети и освежевать, подбить глаз директору городского водопровода, попросить местных богов, чтобы слегка расшевелили этого скромнягу Ама, поспать… Нет, поспать уже было… Так чего она все же хочет?

Оставалось вновь отхлебнуть из чашки. Напиток называется «любовь», она напилась «любви». Нет, просто: напилась любви…

И чего же это она ждет?

Бетси встала и не спеша размотала полотенце. Мокрая ткань с легким шуршанием упала на пол.

— Если тебя это не смутит, — проговорила она, глядя прямо в глаза Амоде.

— Если тебя не смутит, — без тени улыбки ответил он.

На миг она смутилась, но тут же мысленно усмехнулась. «А пусть не думает Тарзан, что я из тех закомплексованных девиц, которые стесняются своего тела! Мне стесняться нечего. И вообще, это ведь Индия!»

Некоторое время они смотрели друг на друга, вновь не говоря ни слова. Впрочем, слова действительно ничего не значат…

— А теперь? — ее голос слегка дрогнул. — Это все, что ты хотел мне предложить?

Амода медленно покачал головой.

— Разумеется, не все. Ты ведь хотела не просто сбросить полотенце?

— Что? — спрятавшаяся куда-то далеко-далеко гордость внезапно проснулась и сверкнула клыками. — Ты на что это намекаешь, Ам? Это что, соблазнение по «Камасутре»? Знаешь, я не маленькая девочка из воскресной школы! Я свободный человек, что хочу, то и…

Взгляд Амоды — веселый и одновременно снисходительный — заставил ее умолкнуть.

И вновь Бетси стало не по себе. Дитя своего века, она была совершенно убеждена, что вереница вожделеющих любовников — необходимый спутник каждой уважающей себя девушки, и вовсе не возражала, когда молва приписывала ей указанную вереницу. Даже слегка гордилась.

— Нет, Бетси. У тебя не было мужчин.

Девушка онемела. Затем задумалась.

— Ты считаешь? — спросила она и только затем сообразила, что сморозила что-то явно не то.

— Разве все двуногие существа, способные на оплодотворительный акт, — мужчины?

— Ты прямо феминистка… То есть феминист! — усмехнулась девушка. — Но… Это ты так намекаешь, что настоящий мужчина — это…

— Не я, — улыбнулся Амода. — Пока не я. Но стану, если… Если ты меня выдумаешь.

И тут Бетси поняла, что слова и вправду ничего не значат. Но не все. Некоторые…

— Ну тогда… — решительно заявила она. — Тогда сними для начала дхоти!

— Но я уже снял его…

Их руки соприкоснулись. Амода смотрел ей в глаза и улыбался, его губы шептали непонятные слова. Непонятные, очень теплые… «Неужели все дело в этом эликсире?» — успела подумать Бетси, но спросить не решилась.

— А теперь повтори за мной, — прошептал Амода. — Мы — одно целое.

— Мы — одно целое, — негромко проговорила девушка.

— Мы знали это с самой первой минуты. С той минуты, когда увидели друг друга…

— …Когда увидели друг друга.

И Бетси поняла, что это — правда. Так и было. Как только она его увидела…

— Ам, можно я… Можно я поцелую тебя?

— Пока нельзя. Потом, когда ты станешь Шакти. Только не спрашивай меня…

— Не буду…

Сильные руки Амоды легли ей на грудь, ласково коснулись сосков. Пальцы не двигались, но Бетси чувствовала, как все вокруг меняется, как меняется она сама, как во всем теле разгорается непобедимое пламя желания…

— Я стану Шакти?

— Станешь…

Он поднял девушку на руки, перенес на ковер. Теперь ладони Амоды медленно скользили вдоль ее бедер, колен, лона. Движения были медленными, тягучими, и Бетси чувствовала, как все вокруг начинает исчезать. Все — кроме Него. Мелькнула мысль о том, почему с этим парнем все иначе, все по-другому. Мелькнула, пропала. Так ли уж важно, что стало причиной — душистые благовония, напиток, его ласки? Сейчас она хотела одного — слиться с ним, исчезнуть, пропасть…

— Если я Шакти, то кто ты?

— Тот, кем ты меня почувствуешь… А сейчас ты будешь послушна.

— Я буду послушна…

И тогда наступил черед поцелуев, и девушка на миг забыла обо всем, даже о пламени желания, настолько его поцелуи показались чистыми и безгрешными. Остались только губы, его губы, и больше ничего, казалось, уже не нужно, лучше уже не будет, не может быть… Бетси даже не заметила, когда он вошел в нее, она уже ничего не замечала, потому что исчезла прежняя Бетси МакДугал, сумасбродная девица, ставившая свою жизнь на кон ради острых ощущений и пачки фунтов. И даже удивительно, что такая Бетси МакДугал могла жить на свете. Зачем так жить? К чему?

…Она стала Шакти.

И уже не Бетси МакДугал — Шакти Непобедимая, вечная спутница божества, вечная женственность, душа творения и разрушения, ласкала, прижималась, тянулась навстречу, закусывала до крови губы, потому что так хорошо не могло быть никогда, и маленькая капля боли спасала от безумия, от исчезновения в бездонной бездне…

А когда наслаждение взорвалось нестерпимым огненным фейерверком, в короткий, неимоверно короткий миг прозрения поняла, что Амода прав. Она еще не знала мужчин. То, что она испытывала, — лишь тень, легкая бесплодная пыль над пустынной равниной. Поняла — и сердце зашлось болью. В эту ночь она была Шакти. Ночь когда-нибудь кончится…

— …А ваши индийские мудрецы говорили, что женщины на этой земле похожи на стоптанные комнатные тапочки. Ведь так, Ам?

— Ты не такая.