вперед.

Не попала, что ли? Да как тут не попасть? С двух шагов-то!

— Кушать будет! Сожрет! — внезапно заорал Перси, вырвал у опешившего Гурфинкеля пистолет и, скользя по торчавшим из травы валунам, побежал к чудищу.

— Стой! — Миша поднялся на колени, махнул рукой. — Стой, идиот!

— …Бежим, Ам! Бежим! Немедленно в горы, вон за те валуны! Может, хоть камни остановят его! — кричала Бетси, оттаскивая своего приятеля прочь.

«Какой еще „Ам“? — успел удивиться Миша, — Ну и имечко!»

Чудовище медленно переминалось с ноги на ногу и словно бы прикидывало, кого хватать первым.

Миша зажмурился. Ему представилось, как монстр хватает когтями подбегающего Перси, как летит в воздух, разбрызгивая кровь и размахивая дредами, оторванная голова, как скребут камни его пальцы, как бьется на траве выдранное из грудной клетки сердце…

Гурфинкель открыл глаза.

Бетси медленно пятилась по направлению к груде крупных валунов, а ее приятель-индиец стоял возле Перси. Негр выставил перед собой пистолет Барджатии, держа его двумя руками, словно полицейский в голливудском фильме, и нажимал курок. Безрезультатно! Монстр, словно понимая это, не торопился, ковылял к ним, загребая воздух лапами.

— Бегите! — кричала Бетси.

В этот момент индиец схватил Перси за руки и попытался вырвать пистолет. «Наверное, сошел с ума, — решил Миша, — то есть все сошли с ума». Но тут раздался выстрел.

Второй.

Третий.

Монстр остановился, не дойдя до Перси каких-то трех шагов, зашатался и, запутавшись в собственных ногах, ничком упал наземь. Земля дрогнула. Миша отчетливо услыхал, как огромная безобразная голова с треском ударилась о камень…

Мочалка Перси недоуменно оглянулся, словно не веря, а затем медленно опустился на траву. Гурфинкель провел языком по пересохшим губам. Ай-да негр, силен! Но… Чего дальше-то делать?

Пока МакДугал и ее приятель радовались нежданному спасению, Миша огляделся. Покровского нигде не было видно. Может, пока они охотились на одно чудовище, второе подкралось окольными путями и уволокло доверчивого парня в свое логово, чтобы там вдоволь поглумиться над ним и отомстить за смерть собрата или супруга?

Гурфинкель вскочил, живо представив себе безжизненное тело приятеля. Окровавленное, с вырванными кусками мяса…

Пройдя несколько шагов, он споткнулся о тело — Покровский лежал на боку в мягких зарослях какой-то серебристой травки, подложив ладонь под пухлую щеку, и мирно спал.

— Ах ты, сволочь! — с чувством произнес Миша и пнул его в брюхо.

Больше он ничего не успел сделать, потому что на него набросились сзади и принялись выкручивать руки…

Енски добрались до Каргила днем, в самую жару. Солнце безразлично висело над головой, изливая на потрескавшуюся землю свою то ли благодать, то ли ненависть.. Воздух дрожал и плавился, жара была такая, что даже вездесущие факиры со своими поддельными кобрами не торопились браться за дудки при приближении туристов.

— Да что же это? — простонал Енски-старший.

— Жара, сагиб, — бесхитростно ответил Акаш. — Жара такая…

— О-о-о… — промычал профессор и опустился прямо в пыль возле какого-то домика. — Это не жара! Жара была в Тель-Амарне, а это… Я отсюда не уйду. Тень…

— Отец, мы должны найти гостиницу или постоялый двор… — начал было Гор, но Енски-старший махнул рукой и указал на улыбающегося Акаша.

— Вот пусть он найдет…

— Уже нашел, сагиб, уже нашел, — радостно подтвердил неутомимый проводник. — Вот!

И Акаш указал пальцем на вывеску, висящую над тем домом, возле которого уселся профессор. Алекс Енски поднял голову и попытался разобрать витиеватые индийские закорючки.

— Не понимаю, дьявол меня побери! — пожаловался он. — Что там написано?

— Просто сагиб читает снизу и вверх ногами, — пояснил Акаш. — Читать надо отсюда. Тут написано: «Постоялый двор Зиты»…

— И Гиты… — пробормотал Гор себе под нос.

— Нет, нет, молодой сагиб, никакой Гиты. У Гиты постоялый двор в другой части города, тут заправляет Зита. Я ее знаю очень неплохо, с ней можно договориться, только нужны деньги. Сейчас в городе праздник, все забито… Но Акаш договорится, только деньги…

Несмотря на протесты Гора, Енски-старший сунул Акашу несколько крупных купюр.

— Пусть найдет…

— Но отец… Ты что, до сих пор его не раскусил? Он ведь жулик!

Профессор упрямо помотал головой.

— Нет, я уверен в Акаше… И потом, ты же сам дрался за него!

— Я дрался не за него, а против тех негодяев, которые норовили нас ограбить, — вздохнул Гор.

— Не важно, я уверен в Акаше и доверяю ему. И потом, Индия очень дорогая страна, не забывай об этом.

— Когда это она стала дорогой страной? — поразился Енски-младший,

— Ну… — Профессор неопределенно помахал в воздухе руками. Его спас Акаш, выскочивший из дверей.

— Госпожа Зита согласилась пустить нас. Очень жадная женщина, очень жадная. Ай какая жадная!

— Но она сдает нам номер?

— Номер… — удивился Акаш. — Номер… Пожалуй, это можно назвать так. Но я думаю, что мы не останемся тут надолго. Тут долго нам будет… не очень интересно. В городе ничего интересного нет.

— Мы не просто туристы, — укоризненно поправил его Енски-старший. — Мы выполняем миссию. Важнейшую научную миссию! И даже если нам придется терпеть соседство с кучей ядовитых змей… Даже если…

— Давайте въезжать… — с непонятной поспешностью перебил проводник.

— Давайте, — согласился Гор, и профессору, недовольному тем, что ему не дали договорить, пришлось тащиться за остальными.

Пока они пробирались по коридорам и переходам постоялого двора, случилось маленькое происшествие, заставившее семейство Енски очень сильно задуматься.

— Кого я вижу? — вдруг послышался глубокий, трудной женский голос.

…Акаш вздрогнул и попятился.

— Кого я вижу?! — снова вопросил голос.

— Откуда бы это? — удивился профессор.

— Отсюда! — Груда мешков и какого-то немыслимого тряпья зашевелилась.

При ближайшем рассмотрении оказалось, что это отнюдь не мешки и не тряпье, а женщина, причем совершенно немыслимых размеров. Сказать, что она крупная… значит, не сказать ничего. Это были Гаргантюа и Пантагрюэль, совмещенные в одном человеке и помноженные как минимум натрое.

— Ха! — завопила гигантесса. — Милашка Акаш!

— Да, Зита… Это я… — Проводник осторожно отступал назад, в глубь коридора.

— Да-а-авненько я тебя, сладенького, не видела, давненько не трогала! — заявила хозяйка постоялого двора и произвела телодвижения такого откровенного характера, что ни у кого не осталось ни малейших сомнений относительно ее намерений.