Андрей Крагов. Мира допустить он не мог, разговоры вести смысла не видел.

Люди расслабились, стали видны за кочками, за стволами деревьев. Крагов поймал на мушку первого, кого смог разглядеть, — поторопился. Кто-то из уголовничков поймал его пулю и, дико крича, скорчился на земле.

Грянули ответные выстрелы. Ленька Бренис снова обмочился. Витя Ленькин дисциплинированно лежал в углублении, положив голову на руки.

— Ранен?!

— Нет, отдыхаю.

Санька Харев дико уставился на Витьку, пробежал куда-то, встал за лиственницу.

Здесь же, рядом с Ленькиным, лежали и Миша, и Борька. Мише не дали оружия, но и охранять пленного было решительно некому.

— Бей! — пронзительно орал Санька Ермолов.

— Бе-ей! Присягу помни! — вторил ему Андрей Крагов: он совершенно упивался ситуацией.

На первый взгляд, перевес у Тоекуды был полнейший, что бы ни орали Крагов с Санькой, и победа становилась делом времени. Но здесь была одна проблема, и Ямиками-сан давно предчувствовал ее, эту проблему. Под рукой у него было до двадцати стволов, это факт.

Вопрос был, для чего готовили эти стволы и что они умели делать. Ямиками не нужно было пытать должника, запугивать его семью или собирать дань с ларечников; будь в этом нужда, никого лучше не нашел бы Тоекуда для свершения всех этих дел, достойных настоящего мужчины.

Ему нужно было, чтобы эти стволы пошли в бой… и не против одного и связанного, а против группы сильных и вооруженных, да еще и неплохо обученных. И будут ли тогда его стволы стоить хоть ломаный грош, Тоекуда вовсе не был уверен.

Действительность же оказалась еще хуже, чем думалось мудрому Ямиками. Нелегко давать оценку, насколько хорошими солдатами были спецназовцы. Но в любом случае они были какие-никакие, а солдаты.

Будем считать, что мальчики Фрола были превосходные бандиты, но это были все-таки бандиты.

А солдаты Крагова были, может быть, и плохие, но солдаты. Присягали они, вообще-то, совсем не Крагову и его подельникам, но это уже второй вопрос… Не в первый раз в истории России ее солдат использовали черт-те его знает для чего. Современники Суворова всего-навсего гоняли солдат на покосы и на строительство домов. В XX веке на костях российского солдата научились делать бизнес уже совсем иного масштаба, наваривая не какие-то там стога сена, а миллиарды в швейцарских банках. И не в первый раз, оказавшись подножием чужой игры, российские солдаты выполняли свой долг вопреки всему — в том числе и собственному разуму.

Даже под руководством Крагова спецназовцы воевали так, словно за ними стояла Россия, они попросту иначе не умели. Бандиты тоже исправно стреляли, перебегали, что-то орали друг другу, но почему-то получалось так, что расстояние между ними и спецназовцами все увеличивалось и увеличивалось. Не говоря уже о том, что стреляли-то все, а вот попадали — не все. Были ли потери в спецназе и среди «чижиков», Тоекуда не знал, а вот что у него трое вышли из строя за самый короткий период — это он знал совершенно точно.

Тоекуда с самого начала отделил пятерых разбойников в качестве своей личной гвардии: у них и умственные реакции были поживее, и полагаться на них было хоть и в слабой степени, но можно. И теперь, кусая губы, он прикидывал, когда ввести в дело самый последний резерв.

Трудно сказать, чем могло бы завершиться дело, если бы не два события.

Во-первых, зимовье снова плюнуло огнем. До сих пор в зимовье было видно одно — появился еще кто-то третий… И какое-то время молчали, осваивая новую ситуацию. Увидев, что этот «кто-то», совершенно неизвестный, напал на «чижиков» и гэбульников и начинает их теснить, люди Михалыча оценили свалившийся на них шанс и стали вовсю использовать.

А во-вторых, Серега, старый бандит и лицо, приближенное к Тоекуде, в порыве вдохновения начал орать, мол, вы за кого воюете, ребята?! Я в войсках двадцать лет прослужил, и гэть-гэть, ай-лю-лю! и без выходного пособия! Ребята, вы идите к нам, тут хорошо!

Трудно сказать, действительно ли спецназ проявил некоторое колебание. Если и проявил, то никак не потому, что на него подействовала пропаганда. Скорее всего, народ начал прислушиваться, потому что было интересно: кто здесь и зачем орет?!

Решающую роль тут сыграл Крагов, хотя и не такую, как ему хотелось бы. Начал сбываться его кошмар — слабаки могли все завалить. А с другой стороны, худшие стороны личности Крагова получили подпитку, и он был в совершеннейшем восторге.

— Вперед! Живо вперед, твари трусливые! — взвизгнул он.

Удар сапога пришелся Леньке Бренису по почкам. Взвизгнув, Бренис вжался в олений мох.

— Вперед, скотина!

Такой же удар достался тихому Фоме.

И тут, ко всеобщему изумлению, Андрей Крагов, содрогнувшись всем телом, пришел в движение и пролетел метра два, едва цепляясь ногами за землю, явно не в силах остановиться. И так же безвольно, лицом вперед, повалился, разбрасывая руки. Стреляли много и со всех сторон, но откуда прилетело Крагову, было совершенно непонятно даже опытным боевикам.

Какое-то мгновение никто не стрелял, только далеко, из зимовья, в тишине были хорошо слышны истошные вопли: продолжал надсаживаться Серега:

— Ребята, вас надули! Парни, вы за говнюков воюете!

И раздался встречный голос:

— А гарантии?

— Да какие тебе еще гарантии?! На меня посмотри! Если хошь — в заложники возьми!

И тут включился Миша, переводя Тоекуде:

— Ребята! Нам вашей крови не надо! Нам надо взять тех, кто прячется от вас в избушке! Сдайте оружие, и никто вас не тронет!

— Ага, «сдайте оружие»! А какие гарантии, что вам правда крови не надо?!

Все орали, но больше никто не стрелял.

Перед Тоекудой засветила перспектива окончить дело, не проливая больше крови, и он спешил ею воспользоваться.

Только всеобщим ором и можно было объяснить, что вертолеты подошли так близко, а их никто и не заметил.

Четыре вертолета делали круг над долиной. И зазвучал механический голос:

— Всем бросить оружие! Лечь на землю лицом вниз! При сопротивлении огонь открываем без предупреждения! Что, непонятно?! Повторяю для особо одаренных: всем бросить оружие! Лечь! Сопротивление бесполезно! Открываем огонь!

Позже, конечно, его имя уже стало известно, а в тот момент ни Тоекуда, ни Миша не поняли, у кого это не выдержали нервы. Один из разбойничков вдруг судорожно кинулся бежать. Было что-то невыносимо страшное в этом бессмысленном броске по чавкающей тундре, между жалкими редкими лиственницами. Что стояло за этим бегом? Чего так испугался этот несчастный? Что в его прошлом заставляло выбрать бег в безлюдье, бездорожье, на почти верную гибель?

— Стоять! Открываем огонь! — ревел механический голос.

Вертолет прошел немного дальше остальных, на нем словно заработала турбина. Видно было, как железная метла мела за беглецом, как приближались к нему отрубленные сучья, дернувшиеся от удара стволы, разлетевшиеся кочки — траектория пулеметного огня. Все, кто могли следить, затаили дыхание, и именно в этот момент человек словно споткнулся и упал. И тут же кончила реветь турбина, а вертолет зашел на посадку.

И опять в уши ворвался механический, железный голос:

— Всем бросить оружие! Лечь на землю! Сопротивление бесполезно!

И машины начали садиться, кроме одной, которая широкими кругами барражировала над долиной. Из вертолетов высыпали парни ростом в среднем под два метра, лица их были закрыты вязаными