— Вы хотите получить эту информацию немедленно, Святой Отец? Прием…
— Ну разумеется, немедленно, ты ид… — Он оборвал себя и заставил успокоиться. — Это очень важно. Пожалуйста, поторопитесь. Прием.
— Да, отец Шоу, — невозмутимо сказал брат Роберт, — но это займет некоторое время. Пожалуйста, подождите.
— Вы меня слышите, отец Шоу? Прием.
— Да, да! — выкрикнул он. — Что вы узнали? — Ответа не последовало, и он понял, что не нажал кнопку вызова. — Слушаю вас, — сказал он более спокойно, — Что вы узнали? Прием.
— Этот человек, Виктор Пэрриш… по данным ЦенКома, такой человек был на станции, но это было много лет назад. Больше ста шестидесяти. Определенно он не может быть для вас интересен? Прием.
Пересохшим ртом отец Шоу спросил:
— Что с ним произошло? Прием.
— Он погиб при трагических обстоятельствах, Святой Отец. Во время экспедиции на Марс в 2298 году. Все члены экипажа, кроме одного, погибли во время разгерметизации корабля. Прием.
Отца Шоу пробила дрожь. Брат Джеймс
Он нажал кнопку вызова.
— Это очень важно, брат Роберт. Слушайте внимательно. Я хочу связаться с отцом Мессием, и немедленно. У меня для него сообщение чрезвычайной важности…
Сердце отца Шоу полетело куда-то вниз, когда откуда ни возьмись появилась рука, схватила его за запястье и оторвала его руку от кнопки вызова. Он обернулся. Перед ним, улыбаясь, стоял Брат Джеймс.
— Как?.. Как?..
— Я был здесь все время, — сказал Мило. — Вошел, когда выходил оператор.
— Алло? Отец Шоу? Вы меня слышите? Прием.
— Но… вы ведь на осмотре корабля… — выдавил из себя отец Шоу, начиная беспокоиться, что ему раздробят запястье.
Брат Джеймс продолжал улыбаться.
— Я тоже передумал. Я сказал им, что беспокоюсь о вашем здоровье. Это путешествие сюда должно было быть для вас настоящим испытанием, поэтому неудивительно, если вам… скажем… станет плохо.
В момент леденящего душу озарения отец Шоу понял, к чему клонит его напарник.
— Вы собираетесь… меня убить?
— Нет, конечно же нет. Пока вы будете выполнять то, что я вам велю.
— Отец Шоу? Отвечайте, отец Шоу. Прием.
— Сейчас вы, — продолжил брат Джеймс, — скажете нашим коллегам на Бельведере, что ваше послание отцу Мессию заключается в следующем: наша миссия пока проходит успешно, и вы надеетесь, что будет также успешна и в будущем. Вы с нетерпением ожидаете возможности начать нести слово Божье на Землю. Конец сообщения. — Он отпустил запястье Святого Отца. — Исполняйте.
Отец Шоу нажал кнопку и все повторил. И опять его схватили за запястье и оторвали руку от кнопки.
— А теперь, — сказал брат Джеймс, — мне кажется, что мы должны вернуться в наши апартаменты. Вы выглядите усталым. Вам нужен отдых.
Глава 16
Жан-Поль знал, что если и наступит время, когда ему будет нравиться плавать под водой, то очень не скоро. А вот Эйла была в своей стихии. По тому, как она двигалась в этой среде, было видно, что для нее она родная, а он здесь чужой. До падения «Властелина Монткальма» он никогда не был на море. Плавание по поверхности само по себе тяжелое испытание, но спускаться в глубины океана еще хуже. Первое его погружение оказалось весьма нервным, так как он все время боролся с нахлынувшей на него паникой.
Одной из проблем была клаустрофобия. Ее вызывала дыхательная трубка акваланга. Это устройство заталкивало воздух в легкие с давлением, равным давлению окружающей воды. Мысль, что его жизнь зависит только от этой штуковины, доставляла наибольшее беспокойство. Другая проблема — недостаточная видимость. Даже здесь, около берега, где вода была исключительно прозрачной, ему не нравилось, что поле зрения резко ограничено туманным барьером. Ему постоянно казалось, что он видит движения каких-то теней на границе видимости, и, так как Эйла сказала ему, что иногда сквозь металлическую решетку ограждения проникают акулы, он не мог расслабиться.
Эйла, плывущая перед ним, просигналила, что пора возвращаться. Жан-Поль почувствовал облегчение. Он плыл рядом с ней и чувствовал себя в безопасности настолько, чтобы наслаждаться грациозностью ее движений под водой. Теперь он был уверен, что без памяти влюблен в эту женщину. Некоторое, и весьма короткое время назад ему показалась бы дикой сама мысль, что он сможет когда- нибудь заниматься любовью с наземной жительницей — земляным червем, — не говоря о том, чтобы полюбить кого-нибудь из них. Как быстро могут исчезать былые предрассудки!
Они выплыли на мелководье, где уже можно было встать на ноги. Жан-Поль с радостью снял маску и вынул дыхательную трубку. Он стянул ласты, перекинул их через плечо и улыбнулся Эйле.
— Ну, и каков будет твой вердикт?
Эйла сморщила носик.
— Ты все еще двигаешься как пьяная черепаха. Но некоторый прогресс намечается.
— Значит ли это, что ты возьмешь меня с собой на прогулку за внешнюю стену?
— Не помешало бы еще попрактиковаться, но, я думаю, что можно попробовать.
Они двинулись к берегу. Морские люди все еще подозрительно отсутствовали, однако Эйла и ее друзья продолжали периодически приплывать к месту встречи, надеясь, что подводные жители снова появятся. Отправиться прямо к обиталищу морских людей, как и предполагала Эйла, запретил ее отец, когда узнал об этом.
— Ого! — Эйла остановилась и посмотрела на берег, закрываясь ладонью от солнца.
Жан-Поль посмотрел туда же. Он увидел поджидающего их на берегу Келла и группу из трех незнакомых людей.
— В чем дело? — спросил он, когда она опять зашагала к берегу.
— Это отродье Банкса. Его свора. Как раз то, что мне сейчас нужно.
Двое мужчин и одна женщина. Одному мужчине и женщине было чуть за двадцать, второй мужчина достиг оптимального возраста, и можно было лишь сказать, что он старше тридцати пяти. Он заговорил первым, когда Эйла и Жан-Поль выходили из воды.
— Итак, это правда. Эйла Хэддон гуляет с небесным человеком. Дочь члена правящего секстета взяла в любовники одного из наших врагов, — сказал он с ухмылкой.
Эйла выглядела очень разозленной, но ничего не ответила. Келл, который помогал ей освободиться от снаряжения для подводного плавания, казалось, был разъярен куда больше, хотя Жан-Поль не был уверен, на кого направлен его гнев. Жан-Поль решил помолчать, наблюдая за развитием ситуации. Он расстегнул ремни и скинул тяжелый акваланг на песок.
— Это неуважение и оскорбление по отношению ко всем нам, — теперь заговорила женщина, — как