— Рассказывай! — ухмыльнулся Мартынов. — Попахивает от тебя перегарчиком. И рожа помятая. Про костюмчик я уже и не говорю… Бомжуешь?
— Ты что! — возмутился Синяков. — Я сына приехал навестить. Он здесь срочную служит.
— В каких войсках? — Мартынов уже выпил и сейчас разделывал на своей тарелке огромного, как лапоть, рака, при более внимательном рассмотрении оказавшегося заморским зверем лобстером.
— В бригаде внутренних войск. — Второго рака-лобстера на столе не наблюдалось, и Синякову пришлось ограничиться ломтиком буженины.
— Достойная служба, — кивнул Мартынов. — Весьма достойная… Охранять покой наших граждан — дело почетное. — Слышать эти суконные истины из уст бывшего шпанюка было довольно странно. — На сверхсрочную не собирается?
— Вряд ли…
Синяков уже решил было, что наступил подходящий момент, но внезапно почувствовал болезненный укол в бедро. Это давала о себе знать шаманская иголка, лежавшая в кармане брюк. Интересно, а как она выбралась из пакета?
— Ты пей, закусывай, — Мартынов сделал жест Креза, одаривающего своих прихлебателей драгоценными камнями.
— Спасибо, я обедал недавно, — пробормотал встревоженный Синяков, однако за копченой курочкой потянулся.
В это время за окном захлопали птичьи крылья. И гость, и хозяин непроизвольно вздрогнули. Снаружи на карниз опустился голубь-сизарь, обыкновенный городской попрошайка, неведомо что разыскивающий на уровне девятого этажа.
— Пошел вон! — Мартынов застучал по столу. — Брысь, зараза!
— Подожди. — Синяков отломал кусочек хлеба и через форточку подал голубю. — Воркует… Птенцы у них сейчас…
— Ты, я вижу, жалостливый стал, — Мартынов уставился на Синякова так, словно видел его впервые. — А про то, как на первом курсе мне по морде заехал, помнишь?
— Нет, — искренне признался Синяков.
— Конечно, почему ты должен помнить о такой мелочи… Кто я был для тебя тогда? Деревня… А я, может, именно после той зуботычины спортом решил заняться. Чтобы с тобой рассчитаться.
— Почему ж не рассчитался? — Синякову вдруг расхотелось есть и пить.
— А это никогда не поздно. — Мартынов жизнерадостно заржал и хлопнул Синякова по плечу. — Ладно, пошутили и хватит. Давай выпьем за студенческие годы.
«Ладно так ладно, — подумал Синяков, — будем считать, что я лазутчик, действующий на чужой территории. Поэтому чем больше я съем и выпью, тем больший урон нанесу противнику».
Рассправившись с очередной рюмкой, он как бы невзначай поинтересовался:
— С кем из наших общаешься?
— Ты про кого? — Мартынов замер, не донеся до рта вилку с куском ветчины.
— Про ребят из нашей группы.
— А-а-а… — Мартынов надкусил ветчину, и Синяков смог убедиться, что его зубы выглядят гораздо лучше, чем двадцать пять лет назад. — Если честно, то ни с кем… В люди никто из них не выбился. А с бродягами и алкоголиками мне и на службе разговоров хватает,
— Грошев, говорят, писателем стал.
— Попадалась мне его фамилия в сводках, — поморщился Мартынов. — То распитие в неположенном месте, то семейный скандал… А насчет его литературной деятельности ничего сказать не могу. В последнее время, кроме служебной документации, ничего не читаю. Тем более что к нынешним писакам отношусь с сомнением… Ну ладно там Островский или Фадеев. Они народ исключительно хорошему учили. Воспитывали. Путь указывали… А эти только ноют. И то не так, и это! Очернять все мастера… Но, слава богу. Воевода им воли не дает. К ногтю взял. Во всех редакциях наших людей поставил. Проверенных, выдержанных. Уж они-то никаких сомнительных идеек не пропустят. Не можешь про патриотизм писать, пиши про цветочки… Забегали эти писателишки сразу. Засуетились. Мы хорошие, дескать! И рады бы Воеводе задницу лизать, да не подпускают. Такое еще заслужить надо.
— А как же свобода печати? — наивно удивился Синяков.
— Так это и есть настоящая свобода, — в свою очередь удивился Мартынов. — Ты свободен гавкать, а я свободен тебе пасть затыкать.
Сказано это было с таким убеждением, что Синяков не сумел возразить, хотя и понимал, что подобные умозаключения могут завести очень далеко и совсем не в ту сторону, куда якобы следует шагать цивилизованной нации.
Выпив по третьей и уже ощущая себя как парашютист, подхваченный восходящим потоком воздуха, Синяков спросил:
— Стало быть, ты вашим Воеводой доволен?
— Почему нашим? Не исключено, очень скоро он станет всеобщим, — сказано это было как о чем-то само собой разумеющемся.
— Что ты имеешь в виду? Силой власть захватит?
— Зачем… Не те времена нынче. Путем, так сказать, демократических выборов.
— Вряд ли… — Синяков с сомнением покачал головой. — Там же зубры, мастодонты… Не сдюжит он.
— Сдюжит, — Мартынов прицелился вилкой в Синякова. — Он все сдюжит. Потому и шельмуют его везде, что боятся. Силу настоящую чуют. Как только до простых людей правда о нем дойдет, они свои правительства вмиг сметут. И не только в Москве, но и в Вашингтоне с Парижем.
— Скажи пожалуйста! — Чтобы изобразить неподдельный интерес, Синякову даже пришлось глаза выпучить. — А хоть что это за правда такая? Любопытно было бы послушать.
— Правда в том, что мы ничего не смыслим в истинной демократии. Не губернаторов надо выбирать, ни мэров с президентами, а отца родного, — с ударением на последнем слове произнес Мартынов. — Он радеть за нас будет, а мы ему любовью отвечать.
— Так просто?
— Все гениальное просто, сам ведь знаешь.
— Но ведь уже вроде были у нас отцы…
— То самозванцы были. А я говорю про всенародно избранного отца. В которого можно верить, как в самого себя. Ты, конечно, будешь возражать, что в таком деле и промахнуться можно…
— Буду, — подтвердил Синяков. — Я жену два года выбирал и все равно промахнулся. Значит, и с отцом гарантии нет.
— Есть гарантия! — Мартынов застучал вилкой по столу. — Такие люди, как Воевода, раз в сто лет рождаются, а может, и реже. Не исключено, что его к нам оттуда прислали, — той же вилкой он указал в потолок. — Как когда-то сына божьего.
— Я смотрю, ты и в религии разбираться стал,
— А как же! Пора вернуть народу истинную веру! Такая у нас сейчас политика!
— Да, озадачил ты меня, — Синяков почесал голову. — Спорить с тобой, я вижу, бесполезно. Но вот скажи… Недовольные ведь все же останутся. Как с ними быть?
— Вот здесь ты прав, — затряс головой Мартынов. — Как же у нас без недовольных обойдется! Но это вопрос разрешимый, поверь.
— Верю. Прецеденты в истории есть. Я тебе на эту тему даже книжку могу подарить. Инструкцию товарища Вышинского по перевоспитанию недовольных. Тебе должна пригодиться.
— Какой ты насквозь обманутый, — искреннее сочувствие звучало в словах Мартынова. — Это ты потому так говоришь, что нашей обстановки не знаешь. Распоясалась разная сволочь! Люди по ночам из дома боятся выйти. Что ни сутки, то новый труп. А то и несколько. И что интересно — кто-то из мертвецов кровь высасывает. Под вампиров, гады, работают. Панику хотят посеять. Разве это оппозиция? Это ублюдки! Давить их надо!
— Зачем оппозиции кровь из невинных людей сосать? — пожал плечами Синяков. — Это уж ты загнул.