Когда они вернулись обратно в Дом, их ожидал ужин Праздничного Костра.

“Вы выглядите так, будто побывали на войне, — заметила миссис Гриффин, внимательно посмотрев на Харви. — Опять Венделл со своими фокусами?”

Харви честно признал, что попался на все из них, но что один поразил его в особенности.

“Какой? — спросил Венделл с самодовольной улыбкой. — Фокус с упавшей лестницей? Это был маленький удачный штрих, не так ли?”

“Нет, не лестница”, — сказал Харви.

“А что тогда?”

“Штука в небе”.

“О, это...”

“Что это? Воздушный змей?”

“Это не моих рук дело”, — ответил Венделл.

“А что это тогда?”

“Не знаю, — сказал Венделл. Его улыбка исчезла. — Лучше не спрашивать, а?”

“Но я хочу знать, — настаивал Харви, повернувшись к миссис Гриффин. — Я думаю, она слетела с крыши”.

“Тогда это была летучая мышь”, — сказала миссис Гриффин.

“Нет, в сотни раз больше, чем летучая мышь. — Он раскинул руки. — Огромные темные крылья”.

Миссис Гриффин нахмурилась, слушая Харви. “Тебе показалось”, — сказала она.

“Нет”, — запротестовал Харви.

“Почему бы тебе просто не сесть и не поесть? — спросила миссис Гриффин. — Если это не летучая мышь, тогда этого не было вовсе”.

“Но Венделл тоже видел. Разве не так, Венделл?”

Он оглянулся на мальчика, который ковырял в тарелке с дымящейся индюшатиной под клюквенным соусе.

“Какая разница?” — сказал Венделл, жуя.

“Просто скажи ей, что ты видел”.

Венделл пожал плечами. “Может, видел, может, нет. Это ночь Хэллоуина. Снаружи и должны быть ряженые”.

“Но не настоящие, — сказал Харви. — Обман — это одно. Но если чудовище было настоящим...”

Пока он говорил, он понял, что нарушает правило, которое он сформулировал на крыльце: не важно, было ли крылатое созданье настоящим или нет. Это место миражей. Не будет ли он счастливее, если просто прекратит спрашивать, что реально, а что нет.

“Садись и ешь”, — повторила миссис Гриффин.

Харви покачал головой. Аппетит у него пропал. Он был зол, хотя не вполне понимал на кого. Может, на Венделла из-за его пожатий плечами, может, на миссис Гриффин из-за того, что она не верит ему, или на себя за то, что боится иллюзий. Может, и на всех троих.

“Я собираюсь в свою комнату переодеться”, — сказал он и ушел из кухни.

Он обнаружил Лулу на площадке между этажами. Она смотрела в окно. Ветер ударял в стекло, напоминая Харви о первом визите Риктуса. Однако порывы ветра приносили не дождь, а снежную крупу.

“Скоро Рождество”, — сказала она.

“Рождество?”.

“Будут подарки для всех. Всегда бывают. Тебе надо пожелать чего-нибудь”.

“Ты этим сейчас занимаешься?”

Она покачала головой. “Нет, — сказала она. — Я здесь уже так долго, что у меня есть все, что я когда-либо желала. Хочешь поглядеть?”

Харви сказал, что да, и она повела его наверх в свою замечательную комнату, заполненную сокровищами.

Она явно обожала шкатулки, огромные резные шкатулки. Шкатулка для коллекции стеклянных шариков, шкатулка, играющая мелодию, вызваниваемую колокольчиками, шкатулка, куда входило полсотни других, меньших шкатулок.

Еще у нее было несколько кукольных семей, которые с отсутствующими лицами рядами сидели вдоль стен. Но все же самоё большое впечатление производил дом, откуда куклы были изгнаны. Он стоял посередине комнаты, пять футов в высоту от ступеней до верхушки, безукоризненный в каждом кирпиче, подоконнике, черепице.

“Тут я держу своих друзей”, — сказала Лулу и открыла переднюю дверь.

Две ярко-зеленые ящерки вышли поприветствовать ее и поспешно взобрались по рукам на плечи.

“Остальные внутри, — сказала она. — Взгляни”.

Харви заглянул в окна и обнаружил, что каждая идеальная комнатка дома была занята. Ящерицы лежали на кроватях, ящерицы подремывали в ваннах, ящерицы раскачивались на люстрах. Он громко засмеялся, глядя на их ужимки.

“Разве не забавные?” — спросила Лулу.

“Изумительно!” — ответил он.

“Ты можешь приходить и играть с ними, когда захочешь”.

“Спасибо”.

“Они действительно очень дружелюбные. Кусаются только, когда голодные. Вот...”

Она сняла одну со своего плеча и сунула в руки Харви.

Та проворно побежала наверх и устроилась у него на голове, к большой радости Лулу.

Они долго наслаждались обществом ящериц и друг друга, пока Харви не заметил свое отражение в одном из окон и не вспомнил, в каком он виде.

“Мне лучше пойти и умыться, — сказал он. — Увидимся позже”.

Она улыбнулась ему. “Ты мне нравишься, Харви Свик”, — сказала она.

Ее прямота встретила ответную прямоту. “Ты мне тоже нравишься, — сказал он ей. Затем с омрачившимся лицом он добавил: — Мне бы не хотелось, чтобы с тобой что-нибудь случилось”.

Она выглядела озадаченной.

“Я видел тебя у озера”, — пояснил сн.

“Да? — ответила она. — Я не помню”.

“Ну, в любом случае, оно глубокое. Тебе надо быть осторожнее. Ты можешь поскользнуться и упасть в воду”.

“Я буду осторожна, — сказала она и открыла дверь. — О, да, Харви...”

“Да?”

“Не забудь пожелать чего-нибудь”.

Чего мне попросить, размышлял он, смывая грязь с лица. Может, чего-нибудь невозможного, чтобы посмотреть, насколько сильно волшебство Дома. Белого тигра, например. Цеппелин в натуральную величину? Билет на Луну?

Ответ пришел из глубины его памяти. Он пожелал подарок, который был подарен (и потерян) много лет назад, подарок, который сделал ему отец и который мистер Худ, как бы сильно он ни хотел ублажить своего нового гостя, никогда не будет в силах воспроизвести.

“Ковчег”, — прошептал он.

С умытым лицом, с царапинами от колючей изгороди, имеющими вид боевых ран, он направился вниз, чтобы опять обнаружить — Дом претерпел необыкновенное превращение. Рождественская елка — столь высокая, что звезда на ее верхушке вонзалась в потолок, — стояла в холле, свет ее мерцающих огней