соседству, была необычайно изукрашенной, дома и припаркованные возле них машины были замечательнее, чем все, что он прежде видел. Другая улица выглядела настоящим пустырем, дома наполовину разрушены, повсюду валялся мусор. Но чувство направления служило ему хорошо. Когда восток стал бледнеть, а птицы принялись щебетать, он повернул на свою улицу. Усталые ноги рванулись от радости и принесли его к ступеням, запыхавшегося и готового упасть на руки родителей.

Он постучал в дверь. Сначала из дома не доносилось ни звука, что не удивило его, если иметь в виду, который час. Он постучал еще раз, и еще. Наконец свет зажегся и Харви услышал шаги.

“Кто там? — спросил его Папа из-за закрытой двери. — Вы знаете, сколько времени?”

“Это я”, — сказал Харви.

Затем послышался звук засовов, отодвигаемых изнутри, и дверь со скрипом отворилась.

“Кто я?” — спросил мужчина в халате, рассматривая его.

Выглядит вполне доброжелательным, подумал Харви, но это не его отец. Это был гораздо более пожилой человек с почти белыми волосами и исхудалым лицом. У него были усы, которые давно не подстригали, и борозды морщин на лбу.

“Чего тебе надо?” — спросил он.

Прежде чем Харви смог ответить, раздался женский голос:

“Уходите от двери”.

Харви еще не мог видеть, кому принадлежит второй голос, но разглядел тень в гостиной. С облегчением он понял, что это вовсе не его дом. Очевидно, он просто ошибся и постучал не в ту дверь.

“Простите, — сказал он, попятившись. — Я не хотел вас будить”.

“Кого ты ищешь? — желал знать мужчина, теперь открывая дверь немного пошире. — Не детишек Смитов?”

Мужчина принялся шарить в кармане и вытащил очки.

Он не может меня видеть отчетливо, подумал Харви, бедный старик.

Но до того, как очки достигли переносицы мужчины, за спиной его появилась женщина, и ноги Харви почти подогнулись, когда он ее увидел.

Она была стара, эта женщина, волосы почти такие же бесцветные, как и у ее мужа, а лицо даже еще более морщинистое и печальное. И все-таки Харви знал это лицо лучше, чем любое другое на свете. Это было самое любимое из лиц, какие он когда-нибудь любил. Это была его Мама.

“Мам?” — прошептал он.

Женщина посмотрела через открытую дверь на мальчика, стоящего у порога, и глаза ее наполнились слезами. Она едва смогла выдохнуть слово, которое произнесла затем.

“Харви?”

“Мам?.. Мам, это ты, да?”

Теперь мужчина надел свои очки и уставился сквозь стекла широко раскрытыми глазами.

“Это невозможно, — ровным голосом сказал он. — Это не может быть Харви”.

“Это он, — ответила его жена. — Это наш Харви. Он пришел домой”.

Мужчина покачал головой. “После стольких лет? — сказал он. — Теперь он должен быть мужчиной. Взрослым мужчиной. А это просто мальчик”.

“Это он, говорю тебе”.

“Нет! — ответил мужчина уже сердито. — Глупый розыгрыш. Кто-то опять хочет разбить наши сердца. Будто они и так не разбиты”.

Он стал закрывать дверь, но Мама Харви удержала его.

“Посмотри, — сказала она. — Посмотри на одежду. В ней он был в ту ночь, когда нас покинул”.

“Откуда ты знаешь?”

“Думаешь, я не помню?”

“Это было тридцать один год назад, — сказал Папа Харви, все еще глядя на мальчика у порога. — Этого не может быть... не может быть...” Он запнулся, узнавание медленно распространилось по его лицу. “О, Боже... — сказал он упавшим до хриплого шепота голосом, — это он, да?”

“Я говорила тебе”, — ответила жена.

“Ты что-то вроде привидения?” — спросил он Харви.

“О, ради Бога, — сказала Мама. — Он не привидение!” И проскользнула мимо мужа на крыльцо. “Я не знаю, как такое возможно, но не беспокоюсь, — сказала она, раскрывая Харви объятия. — Я знаю только то, что наш маленький мальчик вернулся домой”.

Харви не мог говорить. В его горле были слезы. Слезы были и в глазах. Все, что он смог сделать, — упасть в объятия матери. Чудесно было ощущать, как ее руки гладят его волосы и ее пальцы вытирают его щеки.

“О Харви, Харви, Харви, — всхлипывала она. — Мы думали, что никогда больше не увидим тебя”. Она целовала его снова и снова. “Мы думали, ты ушел навсегда”.

“Как такое возможно?” — все еще хотел знать Папа.

“Я молилась”, — сказала Мама.

У Харви был другой ответ, хотя он и не высказал его. В тот момент, когда он увидел свою мать — столь изменившуюся и такую печальную, — ему мгновенно стало ясно, какой ужасный фокус сыграл со всеми ними Дом Худа. Ибо каждый день, проведенный там, был в реальном мире ушедшим годом. За одно утро, пока он играл в весеннем тепле, проходили месяцы. В полдень, пока он нежился на летнем солнце, то же самое. И те полные призраков сумерки, которые казались столь краткими, были еще одним поворотом месяцев, так же как и Рождественские ночи, полные снега и подарков.

Все они проскользнули столь беспечно. И хотя он повзрослел только на месяц, его Мама и Папа жили в печали тридцать один год, думая, что их маленький мальчик ушел навсегда.

Тому было подтверждение. Если бы он остался в Доме Иллюзий, привлеченный милыми удовольствиями, вся жизнь прошла бы здесь в реальном мире, и его душа стала бы собственностью Худа. Он присоединился бы к рыбам, кружащим, кружащим, кружащим в озере. Он содрогнулся от такой мысли.

“Ты замерз, золотко, — сказала Мама. — Заходи в дом”.

Он громко шмыгнул носом и отер слезы тыльной стороной ладони.

“Я так устал”, — произнес он.

“Я тотчас же постелю тебе постель”.

“Нет, я хочу рассказать вам, что произошло, до того как пойду спать, — ответил Харви. — Это долгая история. Длиной в тридцать один год”.

Оказалось, рассказать историю труднее, чем он ожидал. Хотя некоторые детали были ясны в его голове — первое появление Риктуса, потонувший ковчег, его с Венделлом побег, — было много больше, чего он не мог четко вспомнить. Как будто бы туман, через который он прошел, просочился в мысли и набросил покров на Дом и на то, что он содержал.

“Я помню, что разговаривал с тобой по телефону два или три раза”, — сказал Харви.

“Ты не говорил с нами, дорогой”, — ответила Мама.

“Значит это был просто еще один трюк, — сказал Харви. — Я должен был догадаться”.

“Но кто подстраивал все эти трюки? — требовательно спросил Папа. — Если Дом существует — я говорю если, — тогда тот, кто им владеет, похитил тебя и каким-то образом удержал от взросления. Может быть, он заморозил тебя...”

“Нет, — сказал Харви. — Там было тепло. Конечно, кроме тех моментов, когда падал снег”.

“Но должно же быть какое-то здравое объяснение”.

“Оно есть, — ответил Харви. — Это волшебство”.

Папа покачал головой. “Детский ответ, — сказал он. — А я больше не ребенок”.