говорил, что ворвань спасает от цинги».
— Пойдемте, сеньор Вискайно, — велел Степан, поднимаясь. «Я этой ворвани наелся в Гренландии — на всю жизнь вперед».
— Какой океан тихий, — испанец посмотрел на чуть колыхающуюся, прозрачную воду бухты, и, вдохнув запах дыма, искоса посмотрел на трубку Степана.
— Я вам дам потом, — пообещал Ворон. «У меня немного табака, надо беречь. Так вот, — мужчина потянулся за обломком плавника, — я вам обещал рассказать, почему это не континент. Вам сколько лет? — вдруг спросил Ворон.
— Тридцать семь летом, было, — ответил Вискайно.
Степан рассмеялся. «А, ну тогда вы слишком молоды, и ничего не знаете о покойном Гийоме Ле Тестю. Был такой французский капитан, мой друг, он погиб в рейде с Фрэнсисом Дрейком, двенадцать лет назад. Вы тогда, наверное, еще в помощниках у кого-нибудь отирались? — усмехнулся Ворон.
— Да, — медленно сказал Себастьян, вспомнив свой первый корабль, «Викторию», — полыхающую веселым огнем, треск обшивки корабля под абордажными крюками, переброшенными с «Призрака» и веселый голос, что кричал откуда-то сверху: «Слава Богу, мы успели!»
— Да, — повторил Вискайно, не отрывая глаз от воды, — в помощниках. Я тогда еще ходил в Старом Свете.
— Ну, так вот, — Куэрво начал чертить на песке, — если бы Гийом сейчас был жив, сеньор Вискайно, я бы у него матросом счел бы за честь плавать, — мужчина усмехнулся. «Он и в рейд, — тот, где он погиб, — пошел только ради того, чтобы заработать денег на экспедицию сюда, — Ворон обвел рукой пляж.
— На Ледяной Континент? — нахмурился Вискайно.
— Был бы это Ледяной Континент, уважаемый сеньор Себастьян, — ядовито ответил Ворон, мы бы не сидели сейчас в одних рубашках у прохладной бухты, а замерзали бы в снегу.
Помните карту Ортелия? — Степан быстро начертил ее на песке.
— А что с ней не так? — спросил испанец, вглядываясь в знакомые очертания.
— Начиная отсюда, — Степан указал палкой на Тропик Козерога, — все. Гийом считал, что Ледяной Континент значительно меньше в размерах, и лежит южнее, примерно начиная с шестидесятой параллели. И вот тут, рядом с Новой Гвинеей, — Степан протянул к ней руку, — есть еще один континент — поменьше.
— Никто и никогда его не видел, — ехидно ответил Себастьян.
— Наш остров тоже никто никогда не видел еще, — хмыкнул Степан, — а мы с вами теперь знаем, что он существует, и лежит примерно на полпути между Южной Америкой и Ледяным Континентом.
— Отсюда и айсберги, — присвистнул Себастьян. «Кто бы мог подумать!»
— Жаль, что вы не знали Гийома, — медленно сказал Куэрво, передавая ему трубку. «Все говорят, что я бесстрашный человек, — в лазоревом глазу заиграли искорки смеха, — а вот он, — он был действительно бесстрашным. Гийом не боялся думать, сеньор Вискайно, а это куда труднее, чем размахивать шпагой, или идти на абордаж, — Ворон вытянулся на песке, закинув руки за голову, и замолчал.
Вискайно курил, глядя на горизонт, вспоминая жаркое, дождливое лето в Номбре-де-Диос, — двенадцать лет назад.
— Эта французская собака молчит, — пожаловался губернатор, наливая капитанам вина. «Два дня он у нас в руках, раненый, что мы только с ним не делали — а он молчит. Я боюсь, что Дрейк уже забрал остатки золота и плывет обратно в Англию.
— Мало того, что мы должны торчать в гавани, ожидая конвоя из военных галеонов, — пожаловался кто-то из испанцев, — так еще и на суше от этих англичан покоя нет! Еще и друзья у них появились, помощники, так сказать.
— А что, сеньор губернатор, — поинтересовался Вискайно, — вам ведь нужна только голова этого проклятого Гийома, больше ничего?
— Ну да, мы их обычно насаживаем на пики и ставим посреди главной площади, — ответил тот, — на всеобщее обозрение. А что, сеньор Себастьян?
— Да так, — улыбнулся тот, поглаживая аккуратную, золотистую бородку, — мне рассказывали про одну интересную казнь, на Кипре, пару лет назад. Вы же слышали, наверное, про осаду турками Фамагусты?
— И про смерть начальника венецианского гарнизона острова, генерала Брагадина? — усмехнулся губернатор. «Прекрасная мысль, сеньор Вискайно. Я распоряжусь. Ну, попутного вам ветра, сеньоры! — губернатор поднял бокал.
«Он так ничего и не сказал, этот Гийом. Просто умер. И голову ему отрубали, уже мертвому, — подумал Вискайно, передавая Ворону трубку.
Уже когда они возвращались к хижине, испанец спросил: «Помочь вам сделать крест над могилой дочки, капитан?».
— Спасибо, — вздохнул тот, — но моя жена выберет камень для надгробия. Евреи, сеньор Вискайно, не ставят крестов».
— А как же вы венчались, если ваша жена — еврейка? — удивился Вискайно.
— Мы не венчались, — коротко ответил Ворон, не оглядываясь.
— А, — только и сказал Вискайно, глядя на огненное, огромное солнце, что опускалось за ледяные вершины гор. «Завтра опять будет ветер, — добавил испанец, пряча руки в карманы робы — вечерами еще бывало зябко.
Вискайно посмотрел вдаль и, обернувшись, увидел, что Ворон убирает астролябию.
— Как говорят у вас в Испании, сеньор Себастьян, — улыбаясь, заметил капитан, — еl mundo es un panuelo, мир — размером с носовой платок. Мы на пятьдесят четвертой широте, если пойдем прямо на запад, или на северо-запад, то упремся в Южную Америку, мимо не проплывем. Накопим припасов, дождемся хорошего восточного ветра, и выйдем в море».
— Это и вправду остров, — хмыкнул Себастьян, глядя на еле заметную полоску прибоя. «Вы оказались правы».
— И достаточно большой, — Ворон стал спускаться вниз по склону горы. Он смешливо добавил: «Смотрите, сеньор Вискайно, цветы. Да неужели? — Степан наклонился, сорвал маленький белый цветочек и сказал: «Точно. Подмаренник. Ну, не ожидал я его тут встретить!»
Вискайно растер в пальцах лепестки и почувствовал приятный, сладкий запах. «Ваниль, — Степан улыбнулся. «В Германии его в белое вино добавляют, весной, называется Maiwein.
Подержите-ка, — Ворон отдал Себастьяну астролябию, и, нагнувшись, добавил: «Сеньоре Эстер соберу букет».
— А что же все-таки с этим островом? — спросил Вискайно, когда они уже подходили к хижине.
«Кому он будет принадлежать?»
Степан приостановился и с высоты своего роста взглянул в голубые глаза испанца: «А это не нам решать, сеньор Себастьян».
— Здесь похоронена ваша дочь…, - осторожно начал Вискайно.
Ворон горько улыбнулся: «Могилы, сеньор, — это могилы. Земля нужна живым. Давайте, — он кивнул, — я с утра набил тюленей, надо начинать их свежевать. А мне с вами, сеньор Себастьян, на этом острове делить нечего».
Вискайно, ничего не ответив, быстро пошел к темной кучке туш, что виднелась поодаль, на пляже.
Эстер сидела с кинжалом в руках над небольшим камнем. Ворон посмотрел на нее и подумал: «Господи, девочка моя. Видно же, что плакала. Ну, ничего, все будет хорошо».
Он наклонился, и, поцеловав ее в нагретый весенним солнцем, кудрявый затылок, тихо сказал: «Я цветов тебе принес. Тут, оказывается, подмаренник растет, кто бы мог подумать?»
Эстер вдохнула сладкий, нежный запах, и, взяв его за руку, потянула вниз: «Спасибо, Ворон.
Вот, посмотри, — она указала на камень. «Я наметила буквы, это песчаник, он мягкий».
Степан прочел: «И вложу в вас дух Мой, и оживете, и помещу вас на земле вашей, и узнаете, что Я, — Господь», и, после долгого молчания, проговорил: «Это из пророка Иезекииля. Да, все так».