Мияко взглянула на него большими, темными глазами и вдруг сказала: «Давайте я тоже помолюсь, — чтобы вам стало легче».

— Спасибо, — ответил Джованни, и, заставив себя больше не смотреть на нее — вышел из комнаты.

Джованни посмотрел на лодку, что, наклонившись, скользила по озеру, и, обернувшись, коротко сказал: «Уезжали бы вы отсюда, Масато-сан. Это сейчас — не трогают вас пока, а придет время, Токугава станет сёгуном, и тогда христианам тут не поздоровится, поверьте мне».

Мужчина пожал плечами, и крикнул охранникам, что практиковались в стрельбе из лука:

«Так, сейчас отходим еще на двадцать шагов, и каждый делает еще пять выстрелов!»

— Простите, — он повернулся к священнику. «Мы ведь с его светлостью даймё больше десяти лет вместе, отец Джованни, и я ему еще в начале сказал, что веры своей не оставлю.

Масамунэ-сан меня от казни спас, давно еще, в Эдо, когда я карманником был, — Масато чуть улыбнулся. «И потом, когда мы воевали…, - мужчина не закончил и махнул рукой. «На Москву, понятное дело, я уже не вернусь, будем здесь доживать».

— Но ведь мать Тео-сан жива, ну, была, — мягко сказал Джованни. «Братья, сестры, опять же и дочь ее пропала — сидя здесь, Масато-сан, вы ее не найдете. Езжайте в Лондон».

Тот только вздохнул, поправил мечи и коротко сказал: «Сейчас закончу с охранниками и пойду с его светлостью фехтованием заниматься. А Лондон, — Масато обернулся, — да как добраться туда? И не хочется тут все бросать, ведь, сколько труда вложено».

— Так и будет смотреть, как дочкой вашей натешатся, а потом выбросят ее? — жестко спросил Джованни. «Для того ли ваша жена ее грудью кормила, для того ли отец Марты свою жизнь отдал, а? Он ведь вашего сына защищал, Масато-сан, а кто ему мальчик был? Уж если говорить о праведниках, — так вот он, чего еще искать? А вы его дочь, как игрушку, своему господину дарите».

Мужчина коротко ответил: «Вы не понимаете, я обязан. Мне так велит долг». Он поклонился, и пошел к мишеням, а Джованни раздраженно пробормотал: «Вот же упрямец!»

Хосе помахал ему рукой из лодки, и крикнул: «Дайчи меня хвалит, говорит, что я способный».

Джованни улыбнулся и подумал: «Да, кто же знал, что Марта выйдет замуж за де ла Марка.

Ну, будем надеяться, он жив еще, доберусь до Лондона, передам ему тот донос. Хорошо, что я почерка умею подделывать, в архиве, в Гоа копия осталась, а оригинал — у меня».

Он посмотрел на высокие горы, что закрывали горизонт, на еще зеленый, сочный луг, и вздохнул: «Хорошо, конечно, тут, если бы не Хосе, можно и остаться было. Но нет, мальчик должен встретиться с родней. Тео же говорила, что донья Эстер дочку родила Ворону, эта Мирьям тоже там живет». Священник почувствовал, что улыбается: «А ведь я знал, что она своего добьется, донья Эстер, она еще в роще, там, под Лимой на сэра Стивена этак смотрела. Тоже умерла, бедняжка, упокой, Господь ее душу».

Юноши вытащили лодку на каменистый берег, и Джованни увидел, как Дайчи кому-то кланяется.

— Тео-сан, — он обернулся.

Джованни все никак не мог привыкнуть к тому, что эта высокая женщина — та самая девочка, что читала ему стихи на мосту через Арно.

Сейджи, что сидел в перевязи, протянул пухлую ручонку и сказал: «Крест!»

— Молодец, — улыбнулся священник и благословил мальчика.

Тео рассмеялась: «Хорошо, что Масато-сан в замок возвращался, а то бы нас с Мияко-сан никогда бы оттуда одних не выпустили. А погулять хочется, тут хорошо так, свежестью пахнет, сейчас у нас маленький по воде пошлепает».

Джованни почувствовал, что краснеет. Она стояла сзади, не поднимая глаз, в совсем простом кимоно, сложив белые, маленькие, с ямочками руки.

Он, наконец, нашел в себе смелость заговорить, и откашлялся: «Отец Франсуа мне говорил, что вы можете с переводами помочь, Мияко-сан?».

Красивая голова опустилась еще ниже, и она, чуть кивнув, ответила: «Постараюсь, сэнсей».

— Ну, давайте, пока Тео-сан с маленьким возится, пройдемся немного, я вам расскажу, что мы уже сделали, и отрывки почитаю, я многое наизусть помню, — предложил Джованни. «Вы только поправляйте, если что неправильно, а уж потом мы с вами за рукописи засядем, хорошо?».

— Конечно, — Мияко, наконец, подняла ресницы, — пышные, длинные, и Джованни подумал: «У Марии были такие глаза — как самая черная ночь, с мерцающими звездами».

— Вы идите, — сказала Тео, чуть улыбаясь вишневыми губами, держа Сейджи за руки — тот рвался к воде. «Идите, мы тут сами справимся».

— А вы сейчас куда? — обернулась она к юношам.

— Я отца Франсуа в город поведу, Хосе сказал, что там есть люди, которые хотят проповедь услышать, — ответил Дайчи.

— И много, да, — улыбнулся Хосе. «А мне, Тео — сан, ваша дочка обещала показать целебные травы, что она выращивает».

— Да, — Тео улыбнулась, — у Марико такие руки, что стоит ей земли коснуться, так даже пустыня расцветает. Ну, или слово она какое-то знает, — женщина посмотрела на Сейджи и тот засмеялся: «Слово! Слово!»

— Ну, хоть говорить, немного стал, — вздохнула Тео.

— Да рано еще, Тео-сан, — уверил ее Хосе, — мальчики позже начинают.

— То-то мне ваш батюшка приемный рассказывал, что вы в три года Псалмы наизусть знали, в семь — на латыни сочинения писали, а в четырнадцать лет вас до занятий в университете допустили, по ходатайству Его Святейшества и личному разрешению ректора, — кисло заметила Тео.

Дайчи стоял, открыв рот.

— Зато я под парусом не умею ходить, — расхохотался Хосе, и, присев, пощекотав Сейджи, велел ему: «А ты не торопись, когда захочешь, тогда и говори, ладно?».

Ребенок кивнул головой и весело ответил: «Да!»

Марико стояла посреди маленького, ухоженного садика у крепостной стены замка. «Жалко будет с вами расставаться, — вздохнула она, глядя на растения. «С женской половины меня уже не выпустят, матушка, конечно, будет вас поливать, но я о вас скучать буду. Там тоже цветы есть, но они все важные, как придворные дамы, а вы у меня простые».

Она погладила полынь, и, присев, прижала ее к щеке. Сверху раздался клекот. Марико подняла голову и ахнула — по серой стене расхаживал мощный, коричневый беркут.

— Ты зачем жену и деток бросил? — крикнула ему Марико. «Лети в горы, у тебя птенцы еще маленькие!»

Беркут наклонил красивую, хищную голову и, опять заклекотал — недовольно. Девушка покраснела.

— Да со мной все хорошо будет, я говорила тебе! — отмахнулась Марико.

— С птицами разговариваете? — раздался сзади смешливый голос.

Марико поклонилась, и ответила, так же весело: «Бывает. А еще с рыбами и цветами».

Хосе осмотрел пышные растения и заметил: «Ну, что бы вы там им не говорили — они вас слушаются».

Девушка еще сильнее покраснела и взглянула на стену — беркут, удобно устроившись, сложил крылья, и, казалось, задремал на еще ярком, теплом солнце конца лета.

Тео-сан подняла голову и увидела возвращающихся отца Джованни и Мияко — она что-то говорила, — тихо, смущаясь, а священник внимательно слушал. Женщина сказала Сейджи: «А вот мы сейчас пойдем, и предложим им прогуляться в горы, да? Помнишь наш домик у водопада? Им там хорошо будет».

Ребенок захлопал в ладоши и радостно сказал «Да! Да!»

Женщина усмехнулась, и, усадив сына в перевязь, подождав, пока Джованни подойдет к ней, сказала: «Я вот что подумала, святой отец, вам же неудобно над рукописями работать у нас, ребенок же в доме, шумно. У Масато-сан есть домик в горах, тут, рядом, по тропинке мимо монастыря пройдете, и там он стоит. Совсем простой, но там хорошо, спокойно. Вам там удобно будет».

Мияко-сан зарделась и что-то пробормотала — неразборчиво. Джованни посмотрел в зеленые,