семью на ноги поставить».

— Я уж к той поре на кладбище лежать буду, — вздохнул Джон. «Однако маленькому Джону твое обещание передам, он запомнит».

— Не сомневаюсь, — Марта сцепила пальцы. «В общем, ваша светлость, если вы считаете, что этот самый Сапожник работает на двух хозяев — то не надо тянуть, мой вам совет».

— Не буду, — Джон поднялся и, взяв на руки блаженно засмеявшихся детей, пощекотав их, сказал: «А кто с Мартой едет в Бат, на воды?»

— Я, я! — подпрыгнула Констанца. «И Уильям тоже, — она погладила мальчика по бронзовым, спускающимся на воротник платьица кудрям. Уильям засунул палец в рот и хмуро проговорил: «Бат- фу!»

— Ну, ты там и не был еще, — рассмеялась Марта, и, поцеловав ребенка, добавила: «Все же детям лучше в деревне летом, и не спорь со мной. А в усадьбе у нас и так не протолкнешься, даже сейчас, когда Виллем в море, — она чуть погрустнела. «Комнаты я сняла отличные, просторные, так что вам с маленьким Джоном тоже места хватит, если надумаете приехать».

Они вышли на лужайку и Марта озабоченно сказала: «Интересно, нас ждет сегодня олень, или придется обойтись теми паштетами, что мы привезли?».

— Там твой брат, — рассмеялся Джон, — а он отменный охотник, все же при французском дворе любят это занятие».

— Мэтью рад, что ты ему отпуск дал, — улыбнулась Марта, — говорит, что, наконец, по театрам походит.

— По театрам, — пробормотал Джон. «Какая ты молодец! Надо будет, конечно, людей подобрать, но это отличная мысль! Побудь с детьми, мне надо записать кое-что, — он быстро вернулся в шатер.

Марта только вздохнула, и, опустившись, на зеленую, мягкую траву лужайки, сказала детям:

«Ну, кто хочет поездить на лошадке?»

— Я! Я! — закричали они наперебой.

— Дядя Мэтью, — восхищенно сказал Питер, оглядывая Матвея, — вы такой искусный охотник! И у вас такая красивая посадка, даже адмирал так не сидит в седле.

— Моряки, — рассмеялся Матвей, — вообще обычно не очень хорошие наездники. Твой отчим — исключение, он же рыцарь. И твой дядя Стивен тоже с лошадью отлично управляется, мы с ним еще на Москве вместе учились, молодыми.

Мальчик обвел глазами светлый, пронизанный солнцем майский лес и вдруг сказал: «А вы потом обратно в Париж, дядя Мэтью?».

— Сначала в Нижние Земли, заодно и дядю Стивена твоего повидаю, и семью его, — Матвей улыбнулся, — а потом уже во Францию, да. А то я долго без их сыра не могу.

— Мы тоже в Амстердам поедем, — мальчик поправил висевшего на спине фазана, — как Уильям постарше станет. Следующим летом, матушка говорила.

— Вот, — Матвей указал на молодого оленя, что был переброшен через его седло, — сейчас доберемся до шатра, и зажарим его на огне. Жалко, конечно, что у нас не королевская охота, — он вдруг чуть вздохнул, — сейчас бы слуги все сделали, а так — приходится самим.

— Ну, — Питер ловко миновал бревно, что лежало поперек тропинки, — я вот тоже — хоть и наследник «Клюге и Кроу», а все равно — встаю в пять утра и бегу на склад. И завтракаю со всеми там — хлебом и селедкой.

Матвей потрепал племянника по локонам цвета темного каштана. «Ну, зато как тебе семнадцать исполнится — сядешь в кабинет отца покойного, благослови Господь его душу, и будешь всем этим управлять — он сделал рукой широкий жест, — от Молуккских островов до Лондона.

— Интересно, какая кузина у меня? — нежно сказал мальчик. «Вы ведь видели ее, дядя Мэтью, ну, Мирьям».

— Она смешная, — ответил Матвей. «Она тогда маленькая еще была, четырех лет ей не было».

— А кузенов моих, Николаса и Майкла, вы тоже видели? — не отставал мальчик.

— Видел, — вздохнул Матвей. «Они тогда еще мальчишками были, в школе учились. Похожи друг на друга, как две капли воды».

«И потом тоже видел», — подумал он, искоса глядя на племянника. «Но тебе об этом знать не обязательно».

— Он теперь в Женеве, — вздохнул Ворон, раскуривая трубку. За окном шел бесконечный, зимний дождь. «Получил звание, магистра теологии, и сразу уехал туда — учиться у кальвинистов. Готовится к рукоположению. Я, как ты сам понимаешь, все это узнаю окольными путями — он мне писать не соизволит. Съезди туда, Матвей Федорович, а?

Поговори с ним, ну так, по-родственному».

Матвей приоткрыл окно, вдохнув запах свежести, и хмуро ответил: «Я, Степан Михайлович, съезжу, конечно, путь недальний. Но надеяться не на что, как мне кажется».

Высокий, красивый молодой человек — в черном костюме, только узкая полоска белоснежного воротника выступала из-под бархатного камзола, — оглядел Матвея с ног до головы, и сказал: «Передайте моему отцу, что я не желаю иметь с ним ничего общего. Если хочет вычеркнуть меня из завещания — пусть вычеркивает, обойдусь без его денег».

— Майкл, — попытался сказать Матвей, — это все-таки отец…

— Мистер Майкл, — поправил его юноша. Лазоревые глаза, — цвета воды в озере, у которого они прогуливались, — блеснули холодом. «Отец не ссылает своих шестилетних детей на камбуз, и не видит их целый год — а ведь мы тогда только потеряли мать, уважаемый мистер Мэтью! Отец не развлекается на глазах своих сыновей с чередой шлюх! Так что, — Майкл чуть помедлил, — не могу сказать, чтобы я питал к своему отцу хоть какую-то привязанность.

Желаю вам счастливого пути, — юноша наклонил темноволосую голову, и, развернувшись, быстрым шагом пошел по набережной.

— Но ваш брат… — крикнул ему вслед Матвей.

— Мой брат — не я, — через плечо ответил Майкл.

— Ну ладно, — Матвей пришпорил лошадь, — поехали, а то твоя матушка и мистер Джон проголодались давно.

Маленькая, худенькая — как мальчишка, — девушка, твердой, уверенной рукой удерживала на месте огромного вороного жеребца. Льняные косы были сколоты на затылке и покрыты охотничьей шапочкой — серого бархата.

Платье на ней тоже было серое, простое, без кружев и вышивки. Она прислушалась и, наклонив голову, сказала: «Тихо, тихо, сейчас и поедем уже».

Из-за кустов появилась вторая лошадь — белая, как снег, и темноволосая, высокая девушка в седле проговорила: «Он там, форель удит. Один».

— Отлично, — тонкие, розовые губы улыбнулись. «Значит, как и договаривались — сразу наседаем, и не оставляем его в покое, пока он не согласится».

Полли Кроу кивнула и развернула своего коня.

Маленький Джон, стоя по щиколотку в холодной воде ручья, ловко подсек рыбину, и выбросил ее на берег. Серебристая чешуя засверкала на солнце. Юноша переступил замерзшими ногами и пробормотал: «Ну, еще парочку, уж больно хорошо клюет».

Сзади раздался легкий шум, и, он, обернувшись, сердито сказал: «Не топчитесь тут, всю рыбу распугаете».

— Джон, — томным голосом сказала Мэри Кроу, — мы ведь тебе, как сестры, да? Как Констанца?

Ты ведь сам говорил.

— Ну да, — молодой человек пригладил темные, шелковистые волосы и чуть покраснел.

— Ты ведь скучаешь о нас в Кембридже, да? — ласково спросила Полли и вынула удилище из рук Джона.

— Скучаю, — он забрал удилище. «К чему это вы все?».

Лесной голубь, хлопая крыльями, сел на ветку, что нависла над сверкающим ручьем, и мягко закурлыкал. Мэри, было, потянулась за луком, что висел у нее на спине, но Полли отмахнулась: «Оставь,