на нее кольцо — с играющим в свете свечей, крупным бриллиантом. «Ты тоже, — адмирал шепнул ей, — подожди до Лондона, там уж я тебя как отведу к ювелиру, так и не выпущу оттуда, — долго».

— Как! — вскричала Полли — горестно. «Мы ведь будем подружками невесты, а у нас даже шелковых платьев нет!»

Марта, было, что-то хотела сказать, но передумала.

— Цветов хотя бы можно купить? — жалобно спросила дочь.

— Можно, можно, — усмехнулась Марта и добавила: «Мы с Виллемом должны были четырнадцать лет назад повенчаться, вас еще никого на свете не было, а видите, — как получилось».

— Как в рыцарском романе, — вдруг, зачарованно, произнесла Мэри, и Марта вспомнила как когда-то давно, в Хэмптон-Корте, то же самое ей сказала королева Елизавета.

Мальчик поднял плоский камень, и, прицелившись, швырнул его в море. «Молодец, — сказал Виллем. Они стояли на берегу, и Питер, подняв голову, спросил: «Значит, вы теперь наш отчим?».

— Да, — адмирал чуть улыбнулся. «И поверь мне, я очень этим счастлив. Ну, и — Виллем посмотрел на редкие огоньки рыбацких лодок в гавани, — я, конечно, постараюсь, чтобы нам всем было хорошо жить вместе».

— А вы в море будете ходить? — после долгого молчания, проговорил Питер.

— Буду, конечно, — Виллем положил ему руку на плечо. «Деньги-то надо зарабатывать, вон вас, сколько у меня теперь».

— Мы богатые, — внезапно вздохнул Питер. «Матушка говорила».

Адмирал усмехнулся. «Ну, во-первых, это все твоим только через десять лет станет, а во-вторых — я же мужчина, и теперь вы — моя ответственность».

Мальчик на мгновение прижался к его руке и серьезно ответил: «Я ведь отца своего и не знал, я родился, когда он умер уже. А вы с ним были знакомы?».

— Был, — Виллем посмотрел на играющие в закате, легкие волны, что подбегали к их ногам.

«Он был самым смелым из всех людей, что я знал на этой земле».

— Расскажете? — Питер взглянул на него синими глазами и адмирал подумал: «Господи, одно лицо ведь, и не отличить их».

— Расскажу, — Виллем потрепал его по голове. «Пойдем, зябко уже, да и твой дядя ждет меня — мы с ним сегодня пить идем».

— Вино? — улыбнулся Питер.

— Думаю, что не только, — Виллем рассмеялся и, посерьезнев, остановившись, сказал:

«Питер, то, что ты видел, там, в России…»

Мальчик помолчал и вдруг, уткнувшись лицом в руку Виллема, расплакался: «Зачем они с ним так! Он ведь был мой друг! Зачем они это!».

— Не надо, — Виллем обнял его. «Это были плохие люди, очень плохие, Питер. Ты просто, — он присел и поцеловал ребенка в лоб, — помни, что такое бывает. Мне очень жаль, что тебе пришлось через такое пройти».

— Оно мне снится, — сказал мальчик тихо, привалившись носом к его лицу, — и я тогда боюсь.

— Не надо, — Виллем взял его руку и добавил: «Все закончилось, Питер, и больше никогда не вернется».

Потолок кафедрального собора уходил вверх, и Марта, подняв голову, прищурилась — яркое летнее солнце било прямо ей в глаза.

— Берешь ли ты, Виллем, эту женщину, Марту, в свои законные жены, чтобы, начиная с этого дня, в согласии с Божьим святым установлением, любить ее и заботиться о ней? В радости и в горе, в богатстве и в бедности, в болезни и здравии, пока смерть не разлучит вас? — услышала она голос священника.

— Да, — ответил он, и Марта, взглянув на него, улыбнулась.

— Берешь ли ты, Марта, этого мужчину, Виллема, в свои законные мужья, чтобы, начиная с этого дня, в согласии со Божьим святым установлением, любить его и заботиться о нем, в радости и в горе, в богатстве и в бедности, в болезни и здравии, пока смерть не разлучит вас? — обратился к ней пастор, и, Марта, твердо и громко, проговорила: «Беру».

Она почувствовала, как адмирал надевает ей на палец кольцо, — мягко, нежно, и едва удержалась, чтобы не поцеловать его прямо здесь, у алтаря.

«И обручу тебя Мне навек, и обручу тебя Мне в правде и суде, в благости и милосердии.

И обручу тебя Мне в верности, и ты познаешь Господа.

И будет в тот день, Я услышу, говорит Господь, услышу небо, и оно услышит землю», — закончил пастор и они, в один голос, ответили: «Аминь».

Священник смотрел на стройную, прямую спину женщины, на мужчину, что подвел ее к детям — две девочки и мальчик сразу кинулись их целовать, и вдруг подумал: «Господи, какая красавица. Ну и повезло же ему, понятно, что так торопился. Надо же, Марта. Как та, что я отпевал когда-то, двадцать лет назад, или больше даже.

Ну да, совсем молоденький юноша пришел, я еще тогда подумал — недавно женаты были, наверное. Он попросил прочитать про Лазаря отрывок, и плакал. Сдерживался, но все равно — плакал. А этот, — священник посмотрел на Виллема, который поднес к губам руку жены и что-то ей шепнул, — я таких людей счастливых и не видел никогда. Ну, дай им Господь долгой жизни, — вздохнул пастор и еще раз, напоследок, перекрестил семью.

Море за окном шуршало бесконечной, вечной песней. «Я ведь тогда поехал, и о венчании нашем договорился, — шепнул Виллем, обнимая жену. Ее бронзовые, еще короткие локоны лежали у него на плече. «И в таверну, где мы должны были свадебную ночь провести».

— Расскажи, — в темноте ее глаза блестели, как у кошки.

— Там совсем маленькая комната, — он наклонился и стал целовать ее, — медленно, всю, — от томно опущенных, щекочущих его губы ресниц, до маленькой груди и ниже, — к плоскому животу, ниже, туда, где все было — как и снилось ему, — горячим и гладким. «Одна кровать, и больше ничего. Как здесь, — он усмехнулся, обведя рукой крохотную каморку под крышей постоялого двора, где они спали.

— Больше ведь ничего и не надо, — Марта пропустила пальцы сквозь его волосы и попросила:

«Еще, еще, пожалуйста!».

— Я тоже так подумал, — он делал все медленно, так медленно, что она, наконец, уцепившись пальцами за простыню, прошептала: «Я не могу больше, Виллем, ну пожалуйста, можно мне!».

— Сначала я сделаю все, что я хочу, — он поднял руку вверх и почувствовал, как жена целует его пальцы. «Потому что я слишком долго ждал, Марта, слишком долго. Я ведь четырнадцать лет видел тебя во снах, любовь моя. А потом, — он на мгновение остановился и полюбовался ей, — обнаженной, с рассыпавшимися по белой подушке волосами, — мы все сделаем вместе».

— И так будет всегда? — она приподнялась, и Виллем, обняв ее, устраивая ее ноги у себя на плечах, ответил: «Ну конечно, мы ведь теперь всегда все будем делать вместе». Она двинулась навстречу и мужчина, приникнув к ее губам, прошептал: «Господи, как я хочу тебя!».

— Я тоже, — одним дыханием застонала она, и, чувствуя, как раскрывается ее тело — для него, — повторила: «Я тоже, любимый».

Он проснулся от какого-то шуршания за дверью, и, еще не открывая глаз, пошарил рядом с собой — кровать была пуста. Виллем зевнул и, вдохнув запах жасмина, что шел от подушки, увидев, что ее нет в комнате, озабоченно спросил: «С тобой все в порядке?».

Марта, что стояла на коленях над тазом в чулане, откашлялась, и, прополоскав рот, сказала:

«Да».

Она появилась на пороге, краснея, комкая ворот простой рубашки и сказала: «Съела что-то».

— Да? — Виллем поднял бровь. «А я уж думал — та самая морская болезнь».

— На суше ее не бывает, — проворчала Марта, устраиваясь рядом с ним.

— А сколько она обычно длится, кстати? — Виллем посмотрел на рубашку и заметил:

«Совершенно незачем было ее надевать, любовь моя. Дай-ка, — его руки потянулись к вороту. «Ну, болезнь эта?»

— Два-три месяца, — ответила жена, и скользнула под одеяло, прижавшись к нему спиной.

«Согрей-ка меня, — шепнула она, — а то хоть и лето, но все равно — утром прохладно».