Марья Воронцова дернула плечом и независимо сказала: «Я сама!». Виллем вздохнул и мягко ответил: «Девочка моя, тут гавань. Порт. Ты отлично отстояла свою вахту, а теперь иди, буди всех, пусть собираются. К тому же, — адмирал потрепал ее по косам, — у нас нет лоцмана, а я последний раз был здесь четверть века назад».

Девчонка нехотя оторвалась от румпеля и, взглянув на разноцветное полукружие домов Немецкой Верфи, на сияющую темной лазурью морскую воду, на лесистые холмы вокруг, искренне сказала: «Красиво тут как!»

— Очень, — согласился Виллем и подтолкнул ее: «Ну, давай, мы скоро уже и швартоваться будем».

Марья ловко спрыгнула через открытый люк в трюм и увидела бледное лицо матери.

— Дай-ка мне выйти, — потребовала Марфа, и в одно мгновение оказалась наверху.

— Матушка, что случилось? — дочь озабоченно высунула голову на палубу.

— Морская болезнь, — едва успела проговорить Марфа, и склонилась над бортом — ее тошнило.

— С чего вдруг? — хмыкнула Марья, и, перегнувшись в трюм, весело заорала: «Эй, сони, поднимайтесь, Берген по левому борту!».

— Морская болезнь, значит, — Марфа почувствовала, как ложатся на ее плечи ласковые руки, и сердито ответила, глубоко дыша: «Да, морская болезнь!»

— Ну-ну, — улыбнулся адмирал, и, поцеловав ее куда-то ниже уха, вернулся к румпелю. «И правда, красиво, — заметила Марфа, увидев шпиль кафедрального собора, и тут же, страдальчески застонав, вцепившись пальцами в обшивку борта, опять нагнулась к спокойному, тихому морю.

Полли быстро собрала заплечную суму и сказала, мечтательно закатив глаза: «Первым делом мыться! В горячей воде! Долго! А потом по лавкам пойдем!».

— А что тебе там, в лавках? — удивилась сестра, и потрясла Петеньку: «Да вставай ты уже, ради Бога, и вы, дядя Мэтью, тоже!»

— Мы уже в Лондоне? — мальчик приоткрыл синий глаз. «В Лондоне, в Лондоне, — пробурчал Матвей, растирая лицо. «Дай Бог, если к осени туда доберемся».

— Платье хочу, — сказала Полли, с отвращением дергая подол заношенного, грязного сарафана. «Шелковое платье, с корсетом, гранатового цвета и сорочку кружевную. И туфли атласные».

— Уж до Лондона потерпи, — велела Марфа, ловко спускаясь в трюм. «Отсюда мы хоть и на большом корабле пойдем, но все равно — незачем там, в шелках разгуливать, куплю вам шерсти немаркой и башмаки крепкие.

— Ну, хоть что-то, — обрадовалась Полли. Мэри сколола косы на затылке и завистливо сказала: «Эх, если б можно было волосы остричь, и в штанах матросских гулять — такие они удобные!»

Матвей окинул взглядом племянницу и заметил: «Ну, года через два тебя уже вряд ли кто за мальчишку примет, дорогая моя, даже если косы обрежешь».

— А это мы еще посмотрим, — отрезала Мэри.

Виллем подозвал к себе Марту и сказал ей тихо, улыбаясь: «Вы идите на постоялый двор, а я спрошу тут в порту — когда первый корабль до Лондона, ну и еще кое о чем договорюсь. Ты детям не сказала еще?».

Она оглянулась, — брат показывал детям что-то на берегу, — и помотала головой: «Я даже Матиасу не говорила».

— Ну, вот и скажем, как я вернусь, — усмехнулся адмирал, и, потянувшись за тонкой бечевкой, что лежала на палубе, велел: «Палец давай сюда, а то я ошибиться боюсь».

Марфа покраснела и положила свою тонкую, маленькую руку поверх его, — большой.

— Виллем, — крикнул Матвей с кормы. «Я, пожалуй, — сразу к цирюльнику, — нет сил уже, так ходить — он подергал себя за клочковатую, кое-как постриженную, золотистую бороду.

— Мне тоже? — поинтересовался адмирал, делая отметку на куске бечевки.

Марта ласково посмотрела на него, и шепнула, поднявшись на цыпочки: «Как по мне, так ты всяким хорош, милый мой».

— Вот это, — велела Марта, указывая на красивое, скромное платье тонкой, светлой шерсти.

«И чепец кружевной, а то сами видите, — сказала она портнихе, — болела я, волосы остричь пришлось». Девчонки вертелись, примеряя наряды, разбросанные на большой кровати.

Марта оглядела комнату — чистую, уютную, выбеленную, и отчего-то улыбнулась. Окно, в мелком переплете рам, выходило прямо на гавань.

Хозяйка, — звали ее Ингрид, уже к пятидесяти годам, но статная, высокая, — просунула голову в дверь и, спросила: «Все в порядке, фрау Марта?».

— Конечно, спасибо вам, — ответила женщина. «Как там сын мой?»

— Помылся, я пока ему одежду дала, что от моих детей осталась, как маленькие они еще были, — хозяйка рассмеялась.

— А сколько их у вас? — заинтересовалась Марта и добавила, обращаясь к портнихе: «Тут, наверное, немного убавить придется, свободно».

— Да, вы же худенькая какая, — согласилась та. «Ну, ничего, я прямо тут все и сделаю».

— Трое у меня, сыновья все — ласково ответила Ингрид. «Капитаны они, тут, у нас ходят, в Осло. И внуков семеро, восьмой вот скоро народится, с Божьей помощью».

— Ну, дай Господь, — перекрестилась Марта. «А вы всегда постоялый двор держали?»

— Я тут служанкой была, как муж мой в море погиб, — вздохнула Ингрид. «А потом проезжал хороший человек, деньгами помог детям моим, чуть легче стало. Копила сначала, откладывала, а потом, как хозяева состарились, так и выкупила у них. Если б не гость тот, так бы и померла я б в служанках-то, — женщина вдруг покраснела.

— Видно, достойный он человек был, храни его Всевышний, — Марта перекрестилась.

— Очень, — Ингрид вдруг обвела глазами комнату и отчего-то еще сильнее покраснела. «Вам обед накрывать-то уже?».

— Сейчас брат мой с другом своим, — Марта тоже зарделась, — вернутся, так и накрывайте.

Вино-то есть у вас?

— А как же, — отозвалась Ингрид. «Французское, хорошее, я всегда его для гостей держу».

Женщина закрыла дверь и вдруг вспомнила его: «Господи, — подумала Ингрид, спускаясь по лестнице в подвал, — больше двадцати лет прошло уже, он и женат уж, наверное, и дети у него, а я все забыть не могу. Ну как забыть-то, какой он был ласковый, добрый какой. Да, как раз в той комнате и жил он, — она приложила пальцы к горящим щекам и стала доставать с полок бутылки вина.

— Какой вы красивый! — ахнула Полли, глядя на Виллема. «И пахнет как приятно, — девочка повела носом.

— Это можжевельник, — улыбнулся Виллем. «Дядя твой, ворчал, конечно, — ни мускуса тут нет, у цирюльника, ни сандала. Деревня, мол».

— В Лондоне первым делом к своему портному загляну, — Матвей недовольно подергал рукав льняной рубашки. «А то, право слово, в такое только крестьянину пристало одеваться».

— Корабль отходит послезавтра, — улыбнулся Виллем, принимаясь за рыбу. «И обо всем остальном я тоже договорился, хотя, там и поворчали, конечно — мол, быстро очень, обычно три недели ждут».

— О чем это — остальном? — подозрительно взглянула Мэри на адмирала.

— Скоро узнаешь, — коротко ответил Виллем и добавил, глядя на Марту: «Я смотрю, вы тут уже нарядами обзавелись».

Та усмехнулась. «В конторе Ганзейского Союза нам неограниченный кредит открыли, как только я свою доверенность показала и печать «Клюге и Кроу». Ну, раз мы так скоро отплываем, — обратилась она к девочкам, — то не придется нам больше по лавкам-то гулять, уж теперь только в Лондоне».

Полли погрустнела и, ковыряя ложкой в тарелке, мрачно проговорила: «Ладно, уж, потерпим».

— А завтра, — сказал Виллем, доставая из кармана кольцо, — все идут на свадьбу.

— А кто женится? — в один голос спросили девчонки.

— Мы с вашей матушкой, — адмирал усмехнулся, и, взяв руку Марты, что сидела рядом с ним, надел