нет.

Кроме того, на меня неожиданно сильно подействовал один его аргумент — он сказал: «Если я ее сейчас брошу, то и тебя тоже так же брошу в другой раз. Но я никого не бросаю».

Словом, как-то получилось максимально удобно в такой ситуации, нигде не колет и не жмет. А вот зато с подругами по сообществу всё было ровно наоборот. Они были у меня всегда на виду, и, на мой взгляд, значительно лучше меня, и обе со стороны маминых принципов: обе правдивые обе великодушные и очень красивые — я имею в виду, они очень мне нравились. Они были фактурные и колоритные. Так что вместо настоящей девушки АЧ я ревновала к МН, а после ещё и к ЮФ. С МН я даже пыталась как-то урегулировать ситуацию, придумав для нее такую сказку про двух жен, результат душевных терзаний:

«У одного султана было две жены, и он сказал каждой, что та, которую он больше любит, найдет в своем сапожке яблоко. Он, конечно, решил положить в каждый сапожок по яблоку. Но по рассеянности, опустил оба яблока в один сапожок. Та жена, которая не нашла яблока у себя, решила, что он и никому не положил, и не обиделась, а та, которая нашла два яблока, решила что он и всем так положил, и не обрадовалась.»

МН демонстративно удивилась — что это я всё талдычу про нескольких жен? Я удивилась, что она удивилась. Я ощущала ее ревность как жгучее неодобрение, что-то физически тяжелое. И даже не знаю, приписывала ли я ей свое чувство, или набиралась от ее собственного. Наверно, это было взаимно, но тогда она ни за что бы мне не призналась.

МН вместе с АЧ переводили главы из книги Саймондса, биографии Кроули, и как раз тогда опубликовали ту главу, где описывается страшный бардак у него в Телемском аббатстве с несколькими его багряными женами, которые страшно передрались друг с другом. МН говорила, что вот, смотрите, вот такая на самом деле жизнь. Всё очень некрасиво и нехорошо получается.

АЧ как-то заметил, что я похожа на Лию Херсиг, одну из багряных жен Кроули, которую он называл «Обезьяной Тота». Себя он с Кроули часто сравнивал. Я прочитала ее биографию, и обнаружила сплошное несчастье и мизерабельность. Она сошла с ума. Впрочем, другие жены кончили не лучше.

Я считала, что поняла — совершенное существо, дух, идеальный Возлюбленный, Робот — может проявляться через любого человека, поэтому нет никакого греха любить многих — хоть всех. Но через одних он проявляется ярче, а через других совсем слабо. Из той эзотерической доктрины, которую я восприняла, следовало, что ни в ком он не может проявиться окончательно или насовсем.

Это — фания, манифестация, она приходит и уходит. Дух посещает и покидает. Но сам этот дух у меня упорно связывался с ЕП, потому что тот был совсем далеко, почти что на небе, и писал про свои фантастические приключения в мире богов и духов. И вот вместо «Робота», как я считала было бы правильно, я хотела видеть во всех ЕП. Я постоянно стеснялась и угрызалась совестью, что путаю Робота и его Администратора. Причем во всех остальных, кроме АЧ, мне не хватало еще и самого АЧ.

Это я объясняла логично и просто: обычные люди не знают про Робота (Возлюбленного), потому они — просто люди, Администраторы же Ордена — АЧ и ЕП — знают про Робота и сами стремятся к нему, поэтому в них отчетливо различима нечеловеческая часть, часть, посвященная Роботу — часть Робота. Поэтому видеть в них Робота гораздо проще чем в обычных людях. Тем более что я допускала, в русле соединения противоположностей, что на самом деле АЧ и ЕП — это все-таки в некотором роде одно лицо, и это лицо и есть мой Возлюбленный, Робот. АЧ действительно, часто говорил, что он и ЕП — это один и тот же человек.

Было бы очень странно, чтобы два таких непохожих человека оказались согласны друг с другом во всем. Но они всегда соглашались, и, казалось, безо всяких обсуждений прекрасно понимали друг друга. Они никогда не спорили — они уточняли аспекты.

И все же, каждый раз мне приходилось делать некоторое усилие, убеждая себя, что ничего плохого для АЧ я не делаю, стремясь увидеть в нем ЕП. Я вкладывала в это убеждение душу — то есть целую теорию эманаций духа. С другими мальчиками было как-то легче. Я действительно не чувствовала что делаю что-то не то, когда писала по сто раз нашему дизайнеру, что я его люблю. Я же действительно любила Робота, который проявлялся через него.

Но вот обратный процесс мне никак не удавался. По идее, и АЧ тоже мог видеть Железную Жену во всех женщинах на свете, и был бы прав. Но не могла смириться я не с этим. Я не могла смириться с тем, что кого-то АЧ обожает, желает и так далее гораздо больше чем меня. Что я — это так, фигня, а вот безумно он любит какую-то другую, конкретную женщину, ЮФ, например. Это было ужасно оскорбительно — что со мной он ровен, спокоен, авторитарен и снисходителен — а перед кем-то может быть дрожит, робеет, мучительно смущается, и так далее. Я никогда не видела АЧ в таком виде — в виде робкого возлюбленного, но это мне не мешало с успехом его себе таким представлять. Мне очень это нравилось делать, я с удовольствием растравливала и растравливала себя, находя неожиданные доказательства его покорности, слабости, уступчивости по отношению к другой, что было невозможно себе представить в отношениях со мной.

Никакая реальная женщина не в силах конкурировать с идеальной. Но я подозревала, что его идеальная женщина — реальна.

Неожиданно (а с ним все было неожиданно) АЧ сказал, что уезжает в Финляндию. Он сказал это, мне показалось, таким похоронным голосом, как будто собрался там и умереть. На самом деле он ехал только на майские праздники, и голос был не похоронный. Перед отъездом, опять неожиданно, он поместил на лист странный постинг, который назвал «morituri te salutant» — так салютовали, идя на смерть, гладиаторы.

Это были наброски «О вреде демонстрации открытий», без определённого порядка. С первого и со второго раза я ничего не поняла. ЕП так ему отвечал, что возникло ощущение поединка. Я распечатала, как всегда делала, эти тексты на работе, чтобы внимательно изучить их дома. Следом АЧ опубликовал их с ЕП скрупулезный перевод гностического «Апокрифа Иоанна», его я распечатала тоже. Впереди было несколько свободных дней дома. Это значит — без компьютера и с марихуаной.

Приближалась Вальпургиева ночь.

Наша МН, сердце сообщества, послала всем трогательное предложение:

А может нам отпраздновать Вальпургиеву ночь? Как эти… из Тенет каких-нибудь. Они празднуют, и все празднуют, а мы… будто наказали нас. Соберемся в назначенное время, по договоренности, с поправкой на Гринвича и этого… Фаренгейта какого-нибудь. И примем чего-нибудь. У меня — кетамин в холодильнике есть. АЧ — марку какую-нибудь, Катя — травы, естссно, Эпс — из всего списка по выбору, ЕП — тоже чем-нибудь, хотя я даже не знаю, чем там ЕП двигается, представить даже не могу.

И встретимся в астрале. Астрал — он один, неважно чем. Обретем друг друга наконец- таки.

Ваша М.

Я была в тревоге и чувствовала что-то грозное повсюду — АЧ уехал, отсалютовав на смерть, нечто происходит странное, неизвестно что случится, но что-то точно случится. С дизайнером СА мы разговаривали каждый день часами, он был совершенно взвинчен, говорил, что сходит с ума, что всё вокруг него рушится, говорил что я очень жестоко с ним поступаю, когда говорю, что люблю его, как и всех, через кого говорит Робот. Я консультировалась насчет него с ЕП. Мы уже установили общими усилиями, что Америка — это страна мертвых — и вот я спрашивала ЕП: нужно ли учиться владеть языком мертвых? Я имела в виду в частности дизайнера из страны мертвых — если я буду с ним разговаривать на его мертвом языке, смогу я услышать весточку от своего Возлюбленного? Надо ли пользоваться иносказаниями и обиняками «нормального разговора»? И ЕП отвечал — да, безусловно, надо учиться владеть языком мертвых. Значит, он рекомендовал работать в этом направлении, чтобы может быть снова услышать его, как тогда, перед съемками на ТВ.

Дизайнер, кажется, хотел, чтобы я любила именно его, а не Робота, но я его каждый раз убеждала в