дня — не пожалею нескольких часов. Команда мне тоже понравилась.

Как бы то ни было, сон ко мне не идет; я потерял надежду заснуть. Работа же не будет ждать, я должен быть готов ко всему, что ни случится, поэтому мне надо постараться заснуть, по крайне мере отдохнуть.

июля 4-го, 1907

Я поднялся с первыми лучами солнца, и к тому времени, как принял ванну и оделся, уже сияло утро. Я спустился на пристань и потратил утренние часы на осмотр судна, которое полностью соответствовало высокой оценке Рука. Яхта выстроена на славу, и нет сомнений, что она в высшей степени быстроходна. О ее броне я могу судить лишь по техническим описаниям, но вооружена она действительно отменно. На ней не только новейшие средства для ведения наступательных боевых действий — торпедные аппараты самого последнего образца, — но и давно опробованные ракетные установки, столь необходимые в определенных обстоятельствах. Она оснащена электропушками, новейшими водяными орудиями Массийона и электропневматическими мортирами для пироксилиновых снарядов Рейнхардта. На ней и легконадувные аэростаты для воздушного боя, и аэропланы экстренной сборки Китсона. Думаю, другой такой боевой яхты на свете нет.

Команда под стать самой яхте. Не представляю, где Руку удалось набрать таких бравых парней. Почти все они военные моряки разных национальностей, но в основном британцы. Все молоды — самому старшему не больше сорока, — и, насколько мне известно, каждый специалист по тому или иному виду военных действий. Мне придется нелегко, но я сохраню эту команду в ее полном составе.

Как я сумел прожить тот день до вечера, не знаю. Я очень старался не переполошить обитателей замка своим поведением, потому что тетя Джанет, в памяти которой еще свеж мрачный сон прошедшей ночи, придала бы иное значение тому, что она провидела. Думаю, мне повезло, потому что она, насколько я мог судить, не обращала на меня особого внимания. Мы расстались, как обычно, в половине одиннадцатого, я ушел к себе и принялся за эти записи в дневнике. Такого беспокойства, как нынешней ночью, я еще не испытывал, но что ж тут удивительного. Я бы все отдал за возможность отправиться в церковь Святого Савы и вновь увидеть мою жену, пусть спящую в своей гробнице. Но я не осмелюсь сделать даже это, ведь она может прийти ко мне сюда, и мы разминемся. Я сделал то, что в моих силах. Окно до полу, выходящее на террасу, открыто, и она сразу же войдет, если появится сегодня. В очаге разведен огонь, в комнате тепло. Есть пища на тот случай, если ей захочется подкрепиться. Комната ярко освещена, и сквозь неплотно задвинутую штору пробивается свет, который будет направлять ее.

Но как же тянется время! Часы пробили полночь. Час. Два. Слава Богу, скоро рассвет, скоро придет день с его обычными заботами! Работа вновь в какой-то мере смягчит мою муку. А пока мне надлежит продолжать мои записи, иначе мною овладеет отчаяние.

Ночью мне раз почудились шаги в саду. Я бросился к окну и выглянул, но ничего не увидел и не услышал. Было начало второго. Я вернулся за письменный стол. Не в силах писать, я сидел какое-то время, склонившись над моими записями. Долго вынести этого я не мог — встал и заходил по комнате. Меряя шагами комнату, я чувствовал, что моя Леди — сердце сжималось всякий раз при мысли, что я не знаю даже ее имени, — где-то неподалеку. Кровь стучала в висках, когда я думал: она идет ко мне! Ну почему я хоть чуточку не обладаю ясновидением, доступным тете Джанет! Я приблизился к окну и, встав за штору, прислушался. Вдалеке вроде бы послышался вскрик, и я выбежал на террасу, но нигде ни души, и я не различил даже шороха. Я решил, что это, должно быть, ночная птица, поэтому вернулся к себе в комнату и вновь принялся за дневниковые записи; писал, пока несколько не успокоился. Наверное, нервы у меня сдают, если всякий ночной звук обретает для меня какой-то особый смысл.

июля 7-го, 1907

В рассветных сумерках надежда увидеть жену покинула меня, и я решил, что, как только смогу выскользнуть из замка, не привлекая внимания тети Джанет, отправлюсь к Святому Саве. Я всегда плотно завтракал, а если бы отказался от завтрака, то, конечно же, возбудил бы у тетушки любопытство, чего мне совсем не хотелось. Поскольку время завтрака еще не подошло, я лег на кровать одетый и — вот она, воля случая — сразу же уснул.

Меня разбудил настойчивый стук в дверь. Открыв ее, я обнаружил кучку слуг, которые принялись оправдываться в том, что разбудили меня без позволения. Главный у них объяснил, что от владыки явился молодой священник с посланием, настолько важным, что настаивает на немедленной встрече со мной, чего бы это ни стоило. Я тотчас покинул свою комнату и нашел его в замковом зале — он стоял перед большим камином, всегда ярко пылавшим по утрам. В руках у него было письмо, но, прежде чем вручить мне послание, он проговорил:

— Я послан владыкой, который настаивал, чтобы я, не теряя ни минуты, отправился на встречу с вами. Время сейчас на вес золота, точнее, ему цены нет. Содержание письма подтвердит мои слова. Случилось ужасное несчастье. Сегодня ночью пропала дочь нашего вождя — та самая, велел он напомнить вам, о которой он говорил на сходке, когда призывал горцев удержаться от стрельбы. Следов ее не обнаружили; полагают, что она была похищена лазутчиками турецкого султана, который уже однажды толкнул наш народ на грань войны, когда потребовал девушку себе в жены. Мне также поручено сказать вам, что владыка Пламенак сам бы посетил вас, но ему было необходимо немедленно держать совет с архиепископом Стефаном Палеологом о том, какие предпринимать действия в связи с этим страшным бедствием. Он отправил поисковый отряд под водительством архимандрита Плазакского, Властимира Петрова, который должен появиться здесь с любыми вестями, вы же распоряжаетесь сигнальным оповещением и можете наилучшим образом распространить вести. Ему известно, что вы, господарь, сердцем наш соотечественник и что вы уже доказали свое дружеское расположение к нам, приложив немало усилий для того, чтобы вооружить нас на случай войны. И он призывает вас, нашего великого соотечественника, оказать нам помощь в беде.

Затем посланец передал мне письмо и почтительно стоял рядом, пока я, сломав печать, читал письмо. Оно было написано торопливой рукой, и под ним стояла подпись владыки.

Это действительно было ответственное дело — мужское дело. Меня очень тронуло то, что мужи Синегории призывали меня в свои ряды в пору испытаний. Во мне проснулся воинственный инстинкт моих предков викингов, и в душе я поклялся, что они будут довольны моим деянием. Я созвал корпус сигнальщиков, находившихся в замке, и повел их на замковую кровлю, куда захватил и молодого посланца- священника.

— Пойдемте со мной, — обратился я к нему, — и вы увидите, как я отвечу на призыв владыки.

Сразу же был поднят национальный флаг, что, согласно договоренности, означало: страна в беде. На каждой возвышенности, вблизи и вдали, сразу же взмыли флаги в ответ. Вслед за тем был подан сигнал «Боевая готовность».

Один мой приказ сигнальщикам следовал за другим, ведь план поиска у меня складывался попутно. Крылья маяка крутились так быстро, что молодой священник выпучил глаза. Сигнальщиков, получавших приказы, казалось, объял огонь вдохновения. Они интуицией постигли мой план и трудились как боги. Чем шире разнесутся вести, понимали они, тем скорее люди объединятся и начнут совместные действия.