Не мог я согласиться с тем, что она не живая женщина, обладающая душой и чувствами, женщина из плоти и крови, наделенная всеми нежными и страстными инстинктами, неотделимыми от истинной женственности.

И вопреки всему — вопреки всем представлениям, как закрепившимся, так и зыбким, — с разумом, раздираемым противоборствующими силами и угнетаемым неотвязными мыслями, я ступил в церковь, мучимый самым цепким из настроений души — неуверенностью.

Уверен я был только в одном, по крайней мере, в одном не было неопределенности. Я намеревался пройти через то, на что решился. И чувствовал в себе достаточно сил, чтобы осуществить мои намерения, каким бы ни оказалось неведомое — каким бы ужасным, чудовищным оно ни оказалось.

Когда я вошел в церковь и закрыл за собой тяжелую дверь, меня объяли тьма и покинутость во всей их страшной предельности. Огромная церковь представала живой тайной и пробуждала невыразимо мрачные мысли и воспоминания. Жизнь искателя приключений научила меня выдержке и умению подбадривать себя в пору испытаний, но также оставила в моей памяти и свой негативный след.

Я пробирался вперед на ощупь. Всякий миг, казалось, ввергал меня в осязаемую тьму, из которой нет пути назад. Вдруг вне какой бы то ни было последовательности, упорядоченности я осознал все, что окружало меня, и это знание или постижение — или даже догадка — никогда не присутствовали в моем мозгу прежде. Они заселили обступившую меня тьму персонажами сновидения. Я знал, что вокруг меня высятся памятники мертвым, что в крипте, выдолбленной глубоко в толще скалы, под моими ногами, лежат их тела. Возможно, некоторые из них — и одну я знал — даже преодолевали мрачные врата неведомого и, подвластные некой таинственной силе или при некоем мистическом содействии, возвращались на землю. Моим мыслям негде было обрести покой, ведь я отдавал себе отчет в том, что сам воздух, который вдыхал, мог быть наполнен обитателями мира духов. В этой непроницаемой черноте помещался мир воображаемого, и скопище ужасов в нем было несметно.

Я вообразил, что способен видеть очами смертного сквозь толщу каменного пола, что способен увидеть ту уединенную крипту, где в гробнице из монолитного камня под смущающим покровом стекла лежит женщина, которую люблю. Я видел ее прекрасное лицо, длинные черные ресницы, нежные губы, которые целовал, губы, расслабленные в смертном сне. Я различал широкий саван, лоскут которого как драгоценный сувенир в то самое время покоился у моего сердца, и белоснежное тканное из шерсти покрывало, с шитым золотом узором в виде сосновых веточек, и мягкую вмятину на подушке, где голова ее, должно быть, лежала так долго. Я видел сам себя возвращающегося радостным шагом, чтобы вновь узреть ту сладостную картину — пусть ранившую мои глаза и пронзившую мукой мое сердце в первое посещение, — но нашедшего скорбь, еще горшую, и еще худшую пытку — пустую гробницу!

Довольно! Я понимал, что не должен больше думать об атом, иначе эти мысли будут лишать меня спокойствия, в то время как мне требовалась вся моя отвага. Так я сойду с ума! Тьма и без того полна своих ужасов, незачем добавлять к ним подобные мрачные воспоминания и фантазии… И мне ведь еще предстояло пройти через какое-то испытание, которое даже ей, миновавшей врата смерти и возвращавшейся, представлялось страшным…

К счастью и к моему облегчению, пробираясь вперед во тьме, я наткнулся на какой-то предмет декора. Я весь напрягся, иначе не сумел бы инстинктивно контролировать себя и не подавил бы крик, рвавшийся с моих губ.

Я бы все отдал за возможность зажечь хотя бы спичку. Миг света вернул бы мне мое мужество. Но я понимал, что это противоречит подразумеваемым условиям моего пребывания в церкви и, возможно, будет иметь фатальные последствия для той, которую я пришел спасти. Может быть, это даже расстроит мой план и вовсе лишит меня шанса на успех. В тот момент меня пронзила мысль… я осознал отчетливее, чем прежде, что происходящее — это не только битва за мои личные цели, не только приключение, это не только борьба за жизнь и смерть, которую я веду с неведомыми, препятствующими мне опасными силами. Это была битва за мою любимую, и не за одну лишь ее жизнь, но, возможно, за ее душу.

Эта мысль, эта ясность породила новый ужас. В зловещей, окутывавшей саваном тьме на меня нахлынули воспоминания о других чудовищных эпизодах, известных мне по опыту.

Я вспомнил о тайных ритуалах, свидетелем которых был в глубине африканских джунглей, когда, в ходе сцен, внушающих отвращение, казалось, Оба[103] и ее сородичи демоны явились перед безрассудными исполнителями обряда, охваченными ужасом и почти погубившими свои жизни: человеческое жертвоприношение сменилось действом, основанным на приемах древней черной магии и на новейших способах резни… воздух пропитался смрадом, так что даже я, почетный зритель, заслуживший эту привилегию благодаря тому, что справился с несметными опасностями, даже я вскочил и в смятении бросился прочь.

Я вспомнил о тайных обрядах в храмах, что вырублены в горах по ту сторону Гималаев, в храмах, фанатики-жрецы которых, холодные как смерть и как смерть безжалостные, в неистовстве страсти брызгали слюной, а потом делались недвижимы, будто мраморные изваяния, — когда внутренним зрением следили за действом с участием злобных сил, вызванных ими.

Вспомнил о странных диких плясках почитателей дьявола на Мадагаскаре, при которых участники этих разнузданных оргий утрачивали даже отдаленное подобие человеческого облика.

Вспомнил о непостижимых действиях, зловещих и тайных, которым был свидетелем, когда посещал приютившиеся в горах Тибета монастыри.

О чудовищных жертвоприношениях мистического свойства в самой глубине Китая.[104]

О причудливых манипуляциях с ядовитыми змеями, производимых врачевателями из индейских племен зуни и мочи, которые обитают в удаленных юго-западных районах Скалистых гор, за Великими равнинами.

О тайных сборищах в древних просторных храмах Мексики и у дымящих алтарей в заброшенных городах, что в глубине джунглей Южной Америки.

О невообразимо страшных ритуалах в цитаделях Патагонии.

О… Тут я вновь одернул себя. Подобные мысли не годились, если я хотел приготовиться к тому, что мне предстояло вынести. Мой труд той ночью должен был питаться любовью, надеждой и готовностью к самопожертвованию ради женщины, которая была мне ближе всех на свете, будущее которой я был согласен разделить независимо от того, где окажусь, в аду или на Небесах. Не пристало дрожать руке, выполняющей такую задачу.

И все же чудовищные воспоминания, должен признаться, сыграли положительную роль в моей подготовке к испытанию. Это были воспоминания о реальности, мною виденной и пережитой, о познаниях выжившего участника — да, в каком-то смысле участника — тех ужасных действ.

Больше того, если предстоящее мне испытание было сверхъестественного или сверхчеловеческого свойства, могло ли оно превзойти чудовищностью самые дикие и омерзительные действия самых низких из людей?..

С обновленной отвагой я пробирался вперед, пока чувство осязания не подсказало мне, что я нахожусь у перегородки, за которой начинаются ступеньки, ведущие в крипту.

Здесь я приостановился и замер в молчании.

Я сделал то, что от меня требовалось, — насколько я понимал свою роль. Происходящее дальше, судя по всему, уже не подчинялось моему контролю. Я сделал все, что мог, остальное должны совершить другие. Я точно выполнил то, что мне было велено, применив все доступные мне познания и силы, а значит, мне оставалось теперь только ждать.

Особенность полной тьмы в том, что она порождает себе противодействие. Глаз, уставший от черноты, начинает воображать свет в его разных формах. Насколько это проистекает под влиянием чистого воображения, мне неизвестно. Возможно, нервы столь чувствительны, что доносят мысль до хранилища всех свойственных человеку функций, но каким бы ни был этот механизм, и что бы за ним ни крылось, тьма, кажется, населяет себя саму светящимися созданиями.

Вот так было со мной, когда я один стоял в темной безмолвной церкви. Тут и там, казалось, начали вспыхивать крохотные точечки света.

Подобным же образом безмолвие тоже стало время от времени прерываться странными приглушенными звуками, скорее, даже подобием звуков, нежели действительными звуковыми вибрациями.