- Меня. По имени. Держи, - протягиваю кубок и помогаю тебе сесть, оперевшись на меня. - Может начать познабливать, но это нормально, - я решаю не говорить тебе об ужасном вкусе, а о том, из чего состоит это зелье, тебе лучше вовсе не знать.

Я вспыхиваю и пью твое ужасное зелье махом, даже не замечая, что от одного запаха может вывернуть наизнанку. Я звал тебя, мне снился... ты? Я не думал, что любовь к тебе проникла в моем сознании так глубоко. Я знаю, что я люблю тебя, но теперь для меня нет обратного пути, и твоя ответная любовь становится еще более ценной, и мерзкое зелье, в состав которого точно вошли лягушачья лимфа и слизь аксолотля - я это чувствую теперь по послевкусию, - приобретает оттенок чего-то теплого и нежного в моих мыслях. Ведь ты явно сварил его, пока я спал, и двигался ты так незаметно, что я этого не заметил, будучи в своем нестабильном бреду...

Я забираю кубок и даю тебе чай, на этот раз с лимоном и медом, чтобы ты смог перебить послевкусие:

- Хочешь книгу?

- Нет, я ничего не пойму... - слегка еще краснею и прячусь за чашкой. Ее ободок мне упирается в переносицу, так что и глаза при желании можно спрятать, чтобы только не смотреть на тебя: когда я понимаю, что люблю тебя (с каждым разом просто все сильнее), мне всегда хочется тебе это доказать. Но сейчас нельзя ни мне, ни тебе: у меня просто не хватит сил, а ты можешь заразиться. Поэтому мне лучше спрятаться за чашкой и украдкой только погладить твою ладонь своей, хоть я и смущен донельзя.

Я со вздохом сжимаю твою ладонь в ответ. Просто так лежать и тебе, и мне скучно, но не читать же мне тебе в самом деле? Да и книги о зельях - не самое подходящее для того чтение.

- Северус... - я робко смотрю на тебя, с сожалением отставляя пустую уже чашку на тумбочку. - А расскажи мне что-нибудь?..

- О чем? - я задумчиво перебираю чуть влажные прядки твоих волос.

- О себе? - предлагаю я, прикасаясь губами к твоей ключице.

Я усмехаюсь и прижимаю тебя к себе:

- И что тебя интересует?

- Не знаю. Твое детство, любимые детские книги, десерты, которые тебе нравятся больше всего, любимый летний запах... о человеке можно много всего знать, - я целую тебя в шею. Дальше заходить уже нельзя, и мне становится очень обидно, что нельзя. Но зато мы можем поговорить, а это важнее, ведь делаем это мы редко.

Я задумчиво треплю тебя по волосам:

- Тебе это так важно?

- Очень. Я же люблю тебя, - я говорю так убежденно, словно этот аргумент неоспорим и все объясняет. На самом деле, конечно, я могу любить тебя и просто так, потому что ты есть, потому что ты Северус Снейп. Но вот о десерте я не просто так сказал: когда я поправлюсь, я обязательно сделаю тебе его. И еще какое- нибудь очень вкусное блюдо, которое ты любишь - зайца, например, маринованного по-гречески. Поэтому я еще раз целую тебя и смотрю очень обнадеженно, так, чтобы у тебя не осталось шансов к отступлению.

Хмыкаю и щелкаю тебя по носу:

- И что тебя интересует в первую очередь?

- Давай по порядку с детства?

Пожимаю плечами:

- Ничем примечательным оно не было - мать, отец. Второй чаще был не в духе, поэтому я не сильно любил бывать дома. Потом был Хогвартс, недолгая дружба с Лили и долгая вражда с Поттером.

- Это я знаю... и что, у тебя не было даже полянки за домом или луга неподалеку от твоей первой маггловской школы? - я объясняю запутанно и сбивчиво, но надеюсь, что ты поймешь. - Ну, такого места, куда можно было убежать, где были медовые запахи и сверчки, а еще страшные богомолы и огромные ковры ромашек...

Я невольно улыбаюсь:

- Нет. Но у меня была излучина реки и качели.

- Здорово, - я искренне восхищаюсь, потому что я сам к качелям боюсь подходить с тех самых пор, как Дадли раскачал меня до такой степени, что качели едва не делали «солнышко», и сказал мне отпустить ноги, чтобы спрыгнуть... да, я боюсь с тех самых пор, как у меня на пояснице появился длинный шрам от тяжелого ребра сиденья качели.

Я задумчиво смотрю на кубок, в котором было твое лекарство:

- Может быть, они до сих пор там.

- Можем как-нибудь туда наведаться, - предлагаю я и трусь щекой о твою грудь. У меня уже не такая нежная кожа на щеках, как в восемнадцать лет, но я бреюсь каждое утро, и сейчас, надеюсь, не царапаю тебе кожу.

Я киваю и трогаю твой лоб:

- Температура начинает спадать.

- Угу... Северус, а десерт? - я упрямый и очень настойчивый, и если уж я задал вопрос - вернее, если уж я захотел приготовить тебе твой любимый десерт, - то я обязательно узнаю.

Я хмыкаю и устраиваюсь удобней, располагая тебя у себя на коленях и поправляя плед:

- А сам как думаешь?

- Не представляю, - честно признаюсь и нежно целую тебя в плечо.

- Черничный пирог, - я усмехаюсь и поглаживаю тебя по спине.

Я рефлекторно облизываюсь. Пироги я и сам люблю, а чернику - тем более. Ее никогда не любил Дадли, а я втайне обожал, но делал вид, что не люблю, чтобы он не отобрал обратно. Так что ее я ел и в детстве, и с тех пор очень люблю...

- Я тоже его люблю, - я улыбаюсь и жмурюсь от удовольствия, что можно вот так обнимать тебя крепче, и целовать в грудь, и что ты со мной разговариваешь...

Я хмыкаю. Твоя любовь к черничным пирогам видна невооруженным взглядом:

- Никогда не пробовал черничное мороженое?

- Нет, - мотаю головой так, что волосы сами отлипают ото лба и взъерошиваются еще сильнее.

- Как-нибудь попробуешь. Ложись, - я помогаю тебе лечь и прижаться к себе, удобно устроившись. - Еще вопросы?

- А какая у тебя книжка была в детстве любимая? - мне очень важно узнать ответ на этот вопрос. Сейчас, только отходя от температуры, я никак не могу вспомнить, рассказывал ли я тебе о сыне Луны.

Я на несколько минут задумываюсь. Детство было так давно, да и вспоминать я его так не люблю, что даже не помню. Потом пожимаю плечами:

- Как у всех - сказки Бидля.

- А у меня сказка о сыне Луны, - я едва заметно улыбаюсь, вспоминая ту потрепанную тонкую книжку.

Я смотрю на тебя, впервые слыша о такой сказке:

- Никогда не слышал. О чем она?

- О цыганке, которая хотела выйти замуж за своего любимого мужчину. Она молила луну, и та потребовала у нее взамен на любовь ее первого ребенка. И когда ребенок родился, он совсем не был похож на цыган-родителей, у него были серые глаза и очень светлая кожа... - я чуть улыбаюсь, вспоминая песню, которую услышал тогда, у Дурслей, совершенно случайно... ту песню, которая привела меня к тебе. - И тогда отец ребенка рассвирепел и убил женщину, а мальчика отнес в лес. И с тех пор Луна стала ему матерью. Сказка продолжалась судьбой этого мальчика, но Дадли отнял у меня в детстве книжку, а потом я так и не нашел окончания, - я чуть грустно улыбаюсь. - А еще есть маггловская песня на сюжет легенды. Красивая.

- Красивая история, - задумчиво поглаживаю тебя по волосам. - А то, что ты не знаешь