оставил помысел о войне с ним, ибо царство Кучума вовек непобедимо и охраняет его милость самого Аллаха. Великий хан предлагает тебе дружеский союз против московского царя. Великому хану хорошо ведома сила твоего рода. Отрекись от далекой Москвы. Объяви себя великим князем Каменного пояса, и тогда великий хан Кучум поможет тебе согнать с камских берегов власть московскую до самой Волги.

Досифей медленно пересказывал слова царевича, не сводя глаз с хозяина. Неожиданно сам Строганов закричал на посла по-татарски, отчего Махмет-Куль поежился.

– Вот с чем пожаловал! Не думал такое выслушать. За измену царю Московскому и всея Руси предлагаешь учинить дружбу с Кучумом? Да будет тебе ведомо, что на землях камских и чусовских зерно измены ростков не даст. Никто из рода Строгановых земле русской ни помыслом, ни делом не изменит. Божьим помыслом, волей великого государя Ивана Васильевича и трудами холопов наших род Строгановых укрепил вечность Руси на Каме и Чусовой. Слава Руси, могущество Руси – это и наша, строгановская слава.

Я, старший в роде Строгановых, единым помыслом о пользе Руси жив. Не знаю, откуда хану Кучуму ведомо, будто мыслят Строгановы на его царство войной идти, но если немирны его намерения к нам, то у нас достанет силы утвердить великую Русь и на сибирской земле, чтобы там наши города стали и под руку царя Московского та земля отошла.

Махмет-Куль, недовольный, встал на ноги. Но Строганов не дал прервать себя и продолжал на татарском языке:

– Непобедимо, сказываешь, царство Сибирское? В руках Аллаха? Но и мы, Строгановы, не одни: за нами единая Русь стоит, народ ее, все напасти перенесший, всех супостатов осиливший, кои нашу землю топтать приходили. Благословясь, говорю тебе эти слова.

Строганов размашисто перекрестился.

– Коли хан Кучум тебя прислал сюда не с миром, а с угрозами, то и ему скажи: настанет час, когда я, слуга царю, сын народа русского, Семен Строганов, пошлю дружины на битву за сибирскую землю, отцом твоим неправедно захваченную. И не по-вашему, не тайно нападу на Кучума. Сам слышишь, упреждаю о том среди белого дня. Накажи хану готовиться к сей страшной битве. Не зову его на измену другим племенам татарским, как он нас, Строгановых, на измену Руси манить велел, дружбу суля.

За соленую правду нас не обессудь, царевич! Враги Руси до сей поры на сибирской земле хоронятся, околдованные гордыней, и холят в разуме помысел о новом покорении земли русской. Но те времена давно канули.

Семену было трудно держать эту длинную речь на чужом языке. Досифей тихо подсказывал ему нужные слова.

– Кучумово царство – враг Руси. Отец твой отказался государю нашему дань по чести платить и посла царского смертью убил. Потому и повелел мне наш грозный государь Иван Васильевич искоренить Кучумову ненависть к русскому народу и благодатные законы Руси на Сибирь распространить на веки веков.

Все сказал! Да и ты, Махмет-Куль, свое высказал. А теперь поклонимся друг другу. Как гостя, прошу пожаловать к столу трапезному и горечь встречи сладким медом запить.

Строганов поклонился Махмет-Кулю в пояс, а хан, разведя руками, церемонно поклонился ему, но лицо было каменным и глаза сощурены до щелок.

– Проходи, царевич, в эту дверь.

Махмет-Куль с мурзой и свитой прошел в дверь трапезной. Ермак остановил хозяина на пороге.

– Неужли правду молвил?

– Сед уж я именем Руси неправду покрывать. Проходи, Тимофеич, пусть татары поглядят на тебя. В битве за великость Руси на просторах сибирских, кажись, будешь тем, кому Строгановы первому меч в руку вложат.

В камских и чусовских вотчинах ратные люди исподволь готовились в майские дни 1581 года к большим событиям.

Замысел Семена Строганова припугнуть сибирских татар и заранее разведать их численность удался. Кучум, растревоженный докладом Махмет-Куля о своем посольстве, собирал орды со всех кочевий Тавды, Тобола, Пелыма, Иски, Туры и Иртыша.

Строгановские лазутчики следили за скоплениями татар и их передвижением, знали все, что делается в стане врага. С весны тревога в царстве Кучума перекинулась и на пелымские станы кочевников. Строганов приводил в боевую готовность камские и чусовские городки. К вольнице Ермака добавили испытанных строгановских ратников: были среди них и вогулы. Дружины уже не раз выходили на защиту вотчин и всякий раз возвращались с победой.

Затягивание Строгановым начала похода в Сибирь вывело из себя Ивана Четвертого, и он прислал на Чусовую гонца. Семен отчитался перед гонцом о причинах задержки и заверил, что в этом году приведет замысел в исполнение, но опять-таки не назвал точного срока.

Строганов выжидал, словно предвидел, что напуганный Кучум должен сам начать какие-то враждебные действия. Так и случилось. В самом начале лета союзник Кучума пелымский князец Кихек свирепо обрушился на крепость Соль Камскую; нападением этим Кучум рассчитывал отвлечь Строганова от похода, сковать его дружины на Каме. И хотя Соликамский царский воевода слал гонцов к Строганову, тот на выручку не пошел: мол, держись сам, на то ты и воевода! Удержать, отстоять крепость и город воевода не смог, Соль Камская сгорела со всеми посадами и укреплениями. Но двинуться на соседний строгановский городок Конкор пелымский князек не отважился и увел орду назад в свое княжество.

Теперь Строганов ждал удара по своим чусовским крепостям и думал по силе этого удара определить боевую мощь врага. Семен полагал, что Кучум пошлет подвластные ему воинственные племена именно на чусовские городки, чтобы разжечь войну не на Сибирской земле, истощить строгановскую рать уже на подступах к Сибири. Лазутчики пристально следили за всем, что творится на Каменном поясе. Сигналы их становились все тревожнее.

Темной июльской ночью Семен и Максим Строгановы в сопровождении воеводы Досифея приплыли в ратный поселок, разбудили Ермака и велели собрать сотников. В избе засветили огонь – крестьянскую лучину. По лицу Строганова и Ермак, и его сотники почувствовали, что наступают большие события. Строганов заговорил:

– Гонец с Верхнего городка сегодня ко мне явился. Чужие пришельцы-вогуличи большим числом вышли с Серебрянки на Чусовую, ведет их татарский мурза Бегбелий Агтаков. В эту полночь дружина Верхнего городка поплывет им навстречь и заманит их к городку. Час тебе, Ермак, сроку: посадить людей на струги и отплыть к Верхнему городку. Вражью силу не прогнать, а уничтожить.

Ермак встал.

– Зачинайте тревогу. Тихонько поднимайте людей.

Сотники, отвешивая поклоны Строганову, без единого слова вышли из избы.

– Вот и дождался ты, Тимофеич, большого дела. Осилишь пришлых вогуличей без великого ущербу – отпущу с Кучумом помериться. А то – еще годик ждать будем.

Максим Строганов, сильно волнуясь, обратился к дяде:

– Дозволишь ли и мне в ратном деле себя испытать?

– Ермака Тимофеича спроси, возьмет ли?

– Ежели ты, хозяин, дозволишь – перечить не стану, – сказал Ермак.

– Тогда ступай, Максим, с богом!

Трое суток прошли в неведении. Был только один гонец из Верхнего городка, сказывал, что вогуличи и татары узнали о приближении Ермака и ушли в леса, а Ермак пустился по их следу. Внезапность нападения в тыл противника не удалась.

Неизвестность вынудила Строганова держать охрану городков в готовности. За стены Нижнего городка собрали женщин и детей из всех поселков.

Под конец четвертого дня полил дождь. Утомленный бессонными ночами, Семен Строганов заснул у себя в избе, не раздеваясь. Анюта несколько раз заглядывала в горницу, боялась потревожить спящего, сидела на кухне при горящей свече. Слушала стукоток дождя. Он то усиливался, то затихал совсем. Акюта сидя задремала и вдруг ясно различила на крыльце скорые шаги. В темноте кто-то нащупывал дверь, не нашел и постучал в стену. Анюта, вскочив, похолодела от испуга, кинулась к двери.

– Максим!

– Дядя где?

– Спит.

– Тащи огонь в горницу.

Максим растормошил спящего Строганова.

– Дядя Семен!

– Максим! Воротился?

– Изничтожили кочевников. Мурзу пленили.

– Вымок-то как! Все сказывай разом.

– Поглядел бы, дядя, что с чужаками сотворилось, как начали из пищалей палить! Про главное скажу. Под вечер на второй день мы орду в лесах настигли. Скопом уходила и на ночной роздых стала станом у Лебединого озера. На рассвете по свистку Ермака битву начали. Врукопашную пришлые вогуличи бились недолго. Только татары насмерть дрались, в озеро их загнали...

– Гонца чего не слали?

– Ермак не велел тебя тревожить. Сами, говорит, скажем, когда явимся домой.

– Дьяволы! Сколько тревоги пережил. Мурзу кто да кто полонил?

– Сотник Дитятко со своей ватагой. Поутру взглянешь на пленника. Злющий старикан.

В горницу, вся в слезах, вбежала Серафима. Анюта сбегала за ней по соседству.

– Сыночек мой!

– Да чего ты, матушка! Как видишь, жив.

– А руки и лицо-то в крови?

– О сучья в лесу оцарапался.

– Дай, Анюта, рушник с водицей, помыть надо раны.

– Экая ты суматошная! Нет у меня никаких ран. Причитаете обе надо мной, как над годовалым мальчонкой!

Вошел Досифей, довольно оглядел Максима, поклонился ему:

– Вот теперь, Максим Яковлевич, признаю в тебе Строганова. Всяк муж на Руси