Дрожащие руки долго не могли открыть дверь. Ноги подкашивались. Я прислонилась к стене и сделала глубокий вдох, медленный выдох. Надо успокоиться. Просто успокоиться. Меня трясло. Трясло так, что челюсть сводило и в груди все крутило, словно включили огромные лопасти. Дышать больно. Стоять трудно. Жить невозможно. Сползла на коврик под дверью, с горем пополам прикурила. Легкие наполнились дымом. Больно. Будто в горле кактус застрял, чувствую, как его иголки раздирают гортань, и ничего не могу с этим поделать. Первый раз в жизни руки дрожат настолько сильно. Да и саму трясет. Может тут где-то источник тока? Не может так трясти тело… Вдох. Медленный выдох. В голове пусто. Лишь два слова переливаются всеми цветами радуги — содержанка и блядь. Затягиваюсь так, что давлюсь дымом, обжигаю губы. Так плохо, что даже плакать не могу. Хочу, но не могу. Кое-как встаю. Пробую еще раз открыть дверь. Вроде бы получается.

 Вваливаюсь в квартиру, словно пьяная. Включаю везде свет. Осматриваюсь. Я почти тут не живу. Билл сам нашел эту квартиру, сам договорился, сам обустраивал. Он хотел, чтобы мне было уютно в его стране. Он сделал все, чтобы мне хотелось возвращаться сюда. И я с удовольствием возвращалась. Только не жила тут, жила у него и с ним. Но у меня была моя квартира, маленькая, уютная, продуманная до мелочей, куда я всегда могла сбежать от него, побыть одна, поработать, спрятаться. Билл запретил мне привозить из России свои вещи, кроме самых любимых. Он заказал и купил все сам, одев меня с ног до головы. Даже расчески, резинки для волос и предметы гигиены купил мне он. Он хотел, чтобы у меня всё было, как дома, будто бы я никогда отсюда и не уезжала, будто бы всегда тут жила, а не просто первый раз переступила порог неизвестного мне места. А сейчас я смотрела на все эти подушки на диване, на плед, которым мы укрывались, на музыкальный центр, цветы на окнах, на полки с обувью и вешалки с одеждой, которые видны за приоткрытой дверью в гардеробную, смотрела на фигурки в серванте и вазочки, фильмотеку, которую он подбирал для меня… Он подарил мне новую жизнь. Жизнь, в которой есть только он и никого другого. Он купил мне новую жизнь. Он не хотел, чтобы в моей жизни присутствовали другие, чтобы я взяла что-то из прошлого. Только он. С чистого листа. Это не моя жизнь. Здесь нет ничего моего. Здесь всё куплено им. Даже пепельницы… Даже эти бусы… Я дернула их с себя. Улыбнулась, глядя, как бусины, подпрыгивая, разлетаются по полу. Содержанка. А ведь он прав. Я — содержанка. Блядь, которую купили. В принца поверила? Принцессой себя вообразила? Такая большая…

 Заказала такси.

 Не надо было рвать бусы. Зря я… Не мое ведь… Сняла с себя золотой браслет с сердечками- подвесками. Очистила записную книжку телефона. Кольцо. Любимое… Единственное, которое я носила. Не хотела, чтобы подаренное им колечко сравнивали с другими. Оставила все на каминной полке. Не мое. Мне ничего не надо.

 Достала мокасины и джинсы, водолазку — это я привезла из дома. Посмотрела на полки, ломящиеся от одежды. Моя куртка. Вся МОЯ одежда осталась в Лиссабоне. Даже свитер там. Ноутбук там. Всё там. Всё самое необходимое и любимое там. Что ж, я дарю тебе это. Все-таки такие траты, столько денег вбухал в свою содержанку. Ничего, подаришь другой. Свято место пусто не бывает.

 — Герр Отто, — я старательно улыбалась. Протянула ему ключи. — Тому передайте.

 — Мари? — нахмурился консьерж. — Вы хорошо себя чувствуете?

 — Да, — тихо отозвалась, и слезы все-таки полились ручьем. — Я очень хорошо себя чувствую… — всхлипнула я. Кое-как выговорила: — Просто замечательно.

 — Мари… — он схватил меня за руку. С жалостью заглянул в глаза. — Мари…

 Я отвернулась.

 — Что-нибудь передать Тому?

 Пожала плечами:

 — Спасибо.

 Гравий под ногами шуршал двумя словами. Листья на деревьях перешептывались двумя словами. Ледяной дождь капал мне на лицо и стекал, перемешиваясь с горячими слезами. Я запрокинула голову, закрыв глаза, подставляя лицо под тяжелые капли. Пожалуйста, небо… «Хочу быть каплей… Тот маленький путь был самым счастливым…» Дура… «Ты просто упадешь на землю и разобьешься…» Упала и разбилась… В груди все болит. Горло щиплет. Хочется курить. Руки все равно дрожат. Меня сильно знобит.

 — Куда? — спросил водитель, глядя в зеркало заднего вида.

 Я подняла на него глаза, пытаясь сообразить, что надо этому странному мужику.

 — На вокзал, — пробормотала тихо.

 — Какой? — проявлял он чудеса терпимости.

 — Любой. — Слезы все так и текли. Я не плакала. Слезы сами по себе лились. Просто лились, и я никак не могла их остановить.

 Водитель протянул мне сигареты и зажигалку.

 С трудом прикурила. Закрыла глаза. Прости, Том. Завтра не будет.

 Через несколько минут он высадил меня у Центрального железнодорожного вокзала. Я поежилась. В машине было тепло. На улице сильный ливень, холодный ветер и температура едва дотягивает до десяти градусов. Подняла воротник у куртки. Ноги моментально промокли. Сжалась. Ничего. И это тоже пройдет. Надо найти кассы.

 В моей жизни было три больших любви.

 Родриго. При виде него я испытывала такой стресс, что не могла говорить. Он играл со мной, как кот с загипнотизированным мышонком. Он бросал меня, издевался надо мной, возвращал, стоило мне отвернуться и посмотреть на другого. Он превратил мою жизнь в ад, но я была готова и на это, лишь бы он хотя бы изредка обращал на меня внимание. Я готова была любить всех его женщин, прощать все его измены, мириться с его грубостью, зачастую доходящей до жестокости, лишь бы он хотя бы иногда обращал на меня внимание. Я не хранила ему верность специально. Мое тело никому не давалось само, доходило до истерик в постели с другими. Потом он уехал в другую страну, а я смогла немного «отлипнуть» от него. Я словно вышла из комы. Огляделась по сторонам и пришла в ужас — ни друзей, ни подруг, никого рядом. Мой мир, состоящий из единственного человека, лопнул, как мыльный пузырь. Я стояла в центре абсолютной пустоты.

 — Билет, пожалуйста, на ближайший поезд.

 — Куда?

 — Все равно. Любой ближайший.

 — Есть свободные места на экспресс до Берлина. Отправление через пятнадцать минут.

 — Отлично.

 — Возьмите сдачу. Счастливого пути.

 Хм… двадцать пять евро. Не густо для начала новой жизни. Ну и куда тут идти на этот экспресс?

 Саша. Мы жили вместе. Он был полной противоположностью Родриго. Он долго приручал меня. Он любил меня, окружил заботой, дарил дорогие подарки, помог с квартирой, подарил машину. Он баловал меня. А потом… потом появилась другая, «настоящая любовь», а я оказалась «ошибкой, но очень приятной ошибкой». Он погиб, умер у меня на руках. За несколько минут до смерти, выслушав мою тихую речь о своем месте в моей жизни, он вытер мои слезы и с жалостью сказал, что нельзя растворяться в мужчине, так ты становишься ему неинтересной. Я больше ему не интересна и не нужна. Я — ошибка. Приятная ошибка. Очень унизительно чувствовать себя ошибкой человека, которого любишь больше жизни. Я тогда еще билась в истерике и спрашивала Бога, почему он, у которого начинается новая жизнь с «настоящей любовью», а не я, которая никому не нужна.

 — Подскажите, шестой путь — это куда?

 — Сейчас в дверь направо, потом налево до лестницы вниз. Увидите, там табло большое. С вами все в порядке?

 — Все в полном порядке. Я счастлива, — мертвым голосом. — Спасибо.

 Билл. Я опять допустила ту самую ошибку — растворилась в мужчине. Начала жить им, дышать им. Он стал моим кислородом, моим наркотиком, без которого у меня начиналась почти физическая ломка. Он с детской непосредственностью расковырял мою раковину, в которую я никого не пускала два года. Он вытащил наружу мое мягкое слабое тельце. Вытащил, чтобы поиграть, поглумиться и выкинуть, пнув