— Игорь! — заорала я. — Прикажи его привести! Немедленно! — И испугалась собственного голоса. Он был черным, вязким, тягучим, как смола.

 Игорь Мамедович шарахнулся в сторону и нерешительно подошел к телефону. Не знаю, что он увидел в моем взгляде, и, слава всем богам, никогда не узнаю, но он набрал короткий номер.

 — Опанович? Это Разгуляев. Там парень... немец... Давай его сюда со всеми документами. Что? — уши Игоря дернулись, рот сжался, между бровей складка возникла и разгладилась. — Что?! Я сказал, давай его сюда! Немедленно! Я тебя самого сейчас! Ты мне международный конфликт хочешь?

 — Он не говорит по-русски, — истерично взвизгнула я, подлетая к мужчине. — Он не пойдет!!! Игорь, пожалуйста!!! Сделай же что-нибудь!!!

 — Зайди! — приказал капитан и повесил трубку.

 У меня задрожали руки, а в ногах появилась слабость. Я рухнула на его стул и закрыла лицо, пытаясь спрятать слезы.

 — Машка, ты чего? Машка, перестань, — он хлопал меня по спине. — Ну попугали немного парня. И ему экстрим и нам развлечение.

 — Игорь, он после концерта, он весь на нерве, на пределе, он выкладывается так, что нашим и не снилось, а ты на него своих бультерьеров натравил? Попугать решил? Он же...

 — Впредь наука будет, — по-отечески отозвался Разгуляев.

 Опанович оказался мужчиной весьма внушительных размеров и неопределенного возраста. Говорил он медленно, двигался еще медленнее, как мясник перед новой партией мяса, ибо скотину уже забили, и никуда оно не убежит.

 — Мамед, че там? — пробасил он, вальяжно входя в начальственный кабинет.

 — За девчонку головой отвечаешь. — Игорь толкнул меня навстречу лейтенанту. — Она его переводчик. Пойдет с тобой. Немца этого мне сюда приведи.

 Опанович неспешно поплыл по коридору. Сказать, что я нервничала, значит, ничего не сказать. Меня так на госэкзаменах в институте не трясло, как колотило сейчас. И больше всего пугало то, что шли мы не туда, откуда привели меня!

 Волна страха накрыла вновь. Я задохнулась. Это был словно удар в живот. Сильный. Короткий. Лишающий возможности двигаться и дышать. Я вцепилась в руку проводника и глухо застонала.

 — Да ты чего так нервничаешь? Ничего с твоим фрицем не случится.

 — Пожалуйста, — провыла я. — Быстрее, мать вашу!

 Наконец-то он соизволил остановиться у камеры. И это была вовсе не та камера, в которой я оставила Билла!

 Я чувствовала, что вот-вот потеряю сознание от кошмарного страха. Опанович неторопливо распахнул дверь, как я поняла, в обход всех инструкций и правил. И я, вынырнув из-за его спины, узрела страшную картину: в левом углу около нар какая-то свалка тел, орущая и матерящаяся. Мгновение, и до меня дошло, что происходит. Я забыла про Опановича, забыла про безопасность, забыла про все на свете. Оттолкнув мента, словно выпущенное ядро, влетела в кучу с каким-то звериным рыком. Разбила ее. Билл метнулся к стене, судорожно вцепившись в приспущенные джинсы. Глаза красные, взгляд затравленный, лицо белое, губы дрожат. Между мной и им встала какая-то фигура. Это он зря. Я в такие моменты за себя вообще не отвечаю, да и постоянные путешествия по чужим странам научили реагировать быстро, не думая, не размышляя. Этому приему меня научил отец. Он называл его «датским поцелуем»: левый кулак в нос, правый локоть в солнечное сплетение и отлакировать сильным ударом в пах. Если противник не ожидает нападения, то срабатывает в десяти случаях из десяти. Этот не ожидал нападения. Рухнул к моим ногам, захрипел. Сзади кто-то дернул за волосы. Я со всей дури вонзила металлическую шпильку в босую ступню нападающего, протыкая плоть, ломая каблук. Не удержалась на ногах, отлетела в угол к Биллу.

 От страха я крепко обняла его и осыпала лицо короткими поцелуями, бормоча:

 — Прости, прости, прости! Я не имела права оставлять тебя одного! Я больше тебя не оставлю. Слышишь, я всегда буду рядом с тобой. Прости! Я больше не дам тебя в обиду. Все хорошо. Все закончилось. Прости…

 В камеру, как просыпавшийся горох, вбежали менты. Много ментов.

 Билл уткнулся носом в мою шею и всхлипнул, сжал так, что грудной клетке стало больно.

 — Прости.

 — Я думал, ты меня бросила.

 — Нет, я пыталась нас отсюда вытащить.

 — Я звал тебя.

 — Я услышала.

 Опанович протянул руку, помогая нам подняться. Билл вернул джинсы на бедра. Но без ремня они норовили свалиться. Пришлось придерживать их рукой. Я озлобленной волчицей глянула на уголовников. Один из них усмехнулся:

 — Какого петушка забирают.

 Он стоял в метре от меня.

 Надо сделать всего шаг.

 Верхняя губа непроизвольно поползла вверх, обнажая зубы. Из глотки вырвался гортанный рык.

 — Соси у мертвого осла, ублюдок! — и я вцепилась в его рожу, с силой дернула на себя. Под ногтями остались тонкие полоски кожи и грязи.

 Два мента с трудом оттащили меня от вопящего урки. Выкинули в коридор, как взбесившуюся кошку.

 — Попугали? — орала я на Опановича, нервно размахивая руками. — Уроды! Вонючие уроды! Попугать вы захотели! Парня чуть не изнасиловали! Вы вообще в своем уме? Он гражданин иностранного государства! Вы спятили?! Охренели?! Страх потеряли?! Вас его продюсер сам по кругу пустит!!! Собственноручно!!!

 — Заткнись, — коротко, но емко попросил лейтененат.

 Я заткнулась, но ненавидящий взгляд исподлобья, гневно раздувающиеся ноздри и сжатые в полоску губы говорили сами за себя. Кулаки побелели, ладоням стало больно от того, что в них вонзаются обломанные ногти. Я готова была повторить на бис выход с расцарапыванием лица.

 Билл жался к стене, с ужасом переводя взгляд то на бешенную меня, то на громилу Опановича.

 — Пошли, — невозмутимо кивнул Опанович.

 Мы последовали за мужчиной. По дороге я очень тихо объяснила Биллу, что у нас произошло.

 — Все на самом деле плохо. У тебя нашли наркотики. Из-за них у нас серьезные неприятности. Меня еще могут отпустить, а вот насчет тебя…

 — Это не мои наркотики, — устало отозвался он. — Я не употребляю.

 — Я знаю. Но их нашли у тебя.

 — Их подкинули.

 — Там твои отпечатки пальцев.

 — Мне дали что-то подержать. Откуда я знал, что это наркотики.

 — Тсссс, не шуми. Короче, стой на своем. Тебе их подкинули и все тут. Требуй дать тебе возможность позвонить Йосту. Черт с ним со скандалом, скандал будет, когда народ узнает, где ты и за что. Но это будет потом, главное, тебя отсюда вытащить. Только давай договоримся, пока я не скажу тебе вставать в позу «Звезда в шоке», стой, молчи и не звезди. Я почти дежурного дожала.

 Он удрученно кивнул.

 — Ты меня, правда, больше не оставишь одного?

 — Только через чей-нибудь труп, — серьезно заверила я его.

 В кабинет Разгуляева я влетела впереди Опановича. За лейтенантом тенью следовал бледный как смерть Билл.

 — Игорь Мамедович, довожу до вашего сведенья, что с подачи ваших подчиненных наш немецкий гость был подвергнут насилию, — зло зашипела я.

 — Брехня, — промычал Опанович. Я резко обернулась и бросила на лейтенанта самый презрительный взгляд, каким только обладала. Фактически плюнула в него злобой. На всякий случай мужчина отодвинулся подальше.