германского правительства разместить свои войска в Москве.
Дзержинский, в сопровождении двух помощников, прямо из посольства отправился в свой военный штаб, превратившийся в командный центр левых эсеров, чтобы арестовать Блюмкина и Андреева. В тот момент Дзержинский, похоже, еще полагал, что эти двое действовали на свой страх и риск (40). Но он в этом быстро разубедился. Обыскивая штаб ВЧК в поисках убийц, он встретил там множество левоэсеровских деятелей из числа высшего партийного руководства, в том числе Доната Черепанова, Георгия Саблина, Спиридонову, Камкова, Прошьяна, Карелина, Трутовского, Фишмана и своего старшего заместителя, Александровича. Они сообщили ему, что Мирбах был убит по приказу ЦК левых эсеров, который взял на себя всю ответственность за этот акт. В ответ на это Дзержинский арестовал Прошьяна и Карелина и пригрозил расстрелять Попова, если тот не выдаст Блюмкина и Андреева. Впоследствии он рассказывал, что затем несколько моряков силой разоружили его. Спиридонова пояснила, что Дзержинский и его помощники задержаны за то, что они «с Мирбахом», а Черепанов добавил: «Мир сорван, и с этим фактом вам придется считаться. Мы власти не хотим, пусть будет так, как на Украине [т. е., партизанская война против немецкой оккупации]… пусть займут немцы Москву» (41).
О масштабах вовлеченности в убийство Мирбаха левых эсеров вернувшийся в Кремль Ленин узнал только к вечеру. Бонч-Бруевич, который находился с ним в это время, вспоминал, что Ленин был ошарашен этой новостью и на какой-то момент утратил самообладание: побелел, как обычно с ним бывало, когда он был разгневан или потрясен неприятным, неожиданным поворотом событий (42). Однако, по-прежнему не сомневаясь в том, что полноценная война с Германией будет катастрофой для дела революции, Ленин быстро пришел в себя и сосредоточился на том, чтобы продемонстрировать немцам, что большевики вполне в состоянии легко справиться с левыми эсерами. Трудность заключалась в том, что сказать с уверенностью, что имеющиеся в его распоряжении военные силы не уступают тем, что были у левых эсеров, было невозможно. Его главный орган безопасности, ВЧК, оказался наводнен левыми эсерами.
Однако ставки, без сомнения, были чрезвычайно высоки, и последующие события показали, что Ленин был готов пойти на риск. Заклеймив убийство Мирбаха как часть масштабной попытки со стороны левых эсеров свергнуть Советскую власть, он поручил ее подавление Троцкому. Троцкий, в свою очередь, назначил Ивара Смилгу командующим всеми воинскими подразделениями, привлеченными для выполнения этой задачи (43). Непосредственное руководство операцией штурма штаба Попова было поручено полковнику Иоакиму Вацетису (командующему дивизией латышских стрелков), Николаю Подвойскому (тогда — члену Высшего военного совета) и Николаю Муралову (комиссару Московского военного округа) (44). Ленин также приказал Урицкому и Петру Заславскому (секретарю Петербургского комитета большевиков) немедленно вернуться в Петроград, чтобы успеть пресечь возможные действия левых эсеров там. Все телефонное и телеграфное сообщение в городе Москве и между Москвой и остальной территорией страны (кроме правительственного) было прервано. Был установлен жесткий контроль за движением автомобильного транспорта в Москве, а также за железнодорожным сообщением столицы.
В 8 часов вечера левоэсеровская фракция Пятого съезда Советов в полном составе была арестована в фойе Большого театра. Члены фракции и их гости, всего более четырехсот человек, собрались там в ожидании вечернего заседания съезда и ничего не знали ни о планах собственного ЦК убить Мирбаха, ни, тем более, о самом убийстве (45).
Вскоре последовало первое официальное заявление Советского правительства об убийстве Мирбаха, которое было передано телеграфом на всю страну. Помимо обвинений «негодяев левых эсеров» в том, что они поставили Россию на грань войны с Германией и подняли восстание против Советской власти, в нем сообщалось, что все левоэсеровские делегаты Пятого съезда Советов задержаны в качестве заложников и что принимаются все необходимые меры к немедленной ликвидации «мятежа новых слуг белогвардейских замыслов». Заявление призвало «всех» к оружию для защиты революции (46).
К досаде Ленина, надеявшегося покончить с «мятежом» левых эсеров без промедления, намеченный Вацетисом на два часа ночи штурм штаба отряда Попова столкнулся с серьезной загвоздкой. 7 июля было воскресенье и большой религиозный праздник (Иванов день), солдаты были отпущены по домам, и к назначенному времени ни одна из групп красногвардейцев, красноармейцев или латышских стрелков, принимавших участие в операции, не оказалась на исходных позициях. В результате, как смущенно признали в докладе Ленину несколько дней спустя Подвойский и Муралов, «был проигран ночной характер операций и операции должны были принять характер дневного боя» (47). Штурм начался только в полдень, когда штаб Попова и два соседних здания подверглись разрушительному обстрелу из артиллерийских орудий, подведенных «на двести шагов». Затем, после непродолжительной перестрелки из винтовок и пулеметов, бойцы отряда Попова и левоэсеровское руководство обратились в бегство — оставив Дзержинского.
Начавшиеся убийством Мирбаха действия левых эсеров уже вечером 6 июля получили определение «восстания против Советской власти». Так же этот эпизод часто описывают и историки. Но так ли это? Тщательно изучив имеющиеся, опубликованные и неопубликованные, свидетельства, я пришел к выводу, что нет. При внимательном рассмотрении, все действия московских левых эсеров, последовавшие за убийством Мирбаха — за исключением, возможно, кратковременного захвата Прошьяном центрального телеграфа и его поведения там, что вполне могло быть его собственной инициативой — были сообразны их цели изменения политики ленинского Совнаркома, но не захвата власти и даже не борьбы против большевиков, кроме случаев самообороны.
Ленин и Григорий Петровский предприняли решительные действия, чтобы устранить левых эсеров как политический фактор, пока они были в бегах. Блюмкину и Андрееву удалось ускользнуть, как и одиннадцати из четырнадцати прочих лидеров левых эсеров, впоследствии обвиненных в причастности к убийству Мирбаха. Однако более четырехсот левых эсеров, преимущественно рядовых членов партии, были схвачены, и часть их расстреляна (в том числе Александрович) (49).
Членов левоэсеровской фракции Пятого съезда Советов втиснули в две комнаты на верхнем этаже Большого театра, где они пробыли несколько дней, после чего тринадцать «главных виновников» были отправлены в заключение в Кремль, сто человек были освобождены, а остальные помещены в казармы Александровской военной академии и постепенно также отпущены на свободу. Важно отметить, что среди тринадцати главных обвиняемых были левые эсеры — члены мандатной комиссии съезда. Их отпустили лишь после окончания съезда, т. е. тогда, когда их претензии к мандатам большевистских депутатов уже не имели смысла. Левые эсеры из Крестьянского отдела ВЦИКа, не входившие в число делегатов съезда, также подверглись аресту и заключению в кремлевской тюрьме (50). Спиридонова, которую арестовали, когда она появилась на съезде, чтобы объяснить смысл действий левых эсеров, пробыла в камере до конца ноября 1918 г.
7 июля две центральные левоэсеровские газеты, «Знамя труда» и «Голос трудового крестьянства», были закрыты — без разрешения когда-нибудь возобновить выпуск. Пятый съезд Советов, уже без левых эсеров, 9 июля продолжил свою работу. Он принял резолюцию, заклеймившую события 6–7 июля как наглую попытку левых эсеров захватить власть, одобрил действия Советского правительства по пресечению выступления и наложил запрет на членство левых эсеров в Советах — в случае, если они отказываются признать действия своего ЦК преступными (51). Исполняя решение съезда, нарком внутренних дел Петровский пошел на шаг дальше: он дал указание местным Советам убрать с ответственных постов всех левых эсеров, не зависимо от их отношения действиям своего ЦК (52). Крестьянский отдел ВЦИКа, по сути, прекратил свое существование.
Перед своим закрытием 10 июля съезд принял первую советскую Конституцию. Как признал, представляя этот документ съезду, Юрий Стеклов, член комиссии по подготовке проекта Конституции, хотя ее главным отличием является демонстрация перехода политической власти в стране в руки рабочих и крестьян, а также их цели — построения равноправного демократического социалистического общества, свободного от экономической эксплуатации и политического господства, — в переходный период от капитализма к социализму борьба против национальной и мировой буржуазии требует установления сильной централизованной диктатуры (53). Конституция закрепила миф о том, что выборный Всероссийский съезд Советов является высшим органом государственной власти, а в период между его созывами (за исключением чрезвычайных обстоятельств) правительство — Совнарком — подчиняется ВЦИКу, являющемуся верховным законодательным, исполнительным и распорядительным органом власти.
