означало ухмылку, злодейски облизал мне лицо, отгоняя мощными взмахами хвоста скакавшего вокруг Явора, старающегося оттянуть собачищу.

Я рассмеялась, впервые с момента возвращения в мир живых почувствовав себя по-настоящему счастливой. От переизбытка чувств расцеловав влажный, кожаный нос, маячивший у лица.

– Вот так-то лучше, – проворчал Зак, опускаясь на колени возле сумки и дергая замки.

– А где Арлекин? – я завертела головой, отыскивая давнишнего напарника Явора.

– Он прилетит завтра. К вечеру. Какие-то дела улаживает, – беспечно махнул рукой спасатель, – Слушай, Анька, пошли отсюда, а то здесь шумно становится. Я за углом видел, есть неплохая забегаловка…

Зак, не удержавшись, фыркнул. На каждой планете, в каждом порту и городе у Явора отыскивалась «одна неплохая забегаловка». И пусть планета была незнакомой, это несущественные детали. Явор неизменно находил питейные заведения. Не иначе, как чуйка.

– Пивка попьем, за жисть поговорим, а? – мечтательно закатил глаза спасатель.

– Маленьким спиртные напитки не продают, – строго заметила я.

– Я не маленький! – обиженно надулся Явор, – Мне уже двадцать два исполнилось!

– Я Зака имела в виду, – примирительно улыбнулась я.

Явор – самый младший из нас, прибившийся к Арлекину беглец, на долю которого выпадали все шутки компании на тему возраста, спиртных напитков и отхода ко сну в десять вечера, надоевшие пареньку за столько лет до зубовного скрежета.

– Ну, что – идем? – торопил он, с беспокойством прислушиваясь к скандалу, набиравшему обороты.

Скандалил изобиженный Кайро. Выговаривал метрдотелю свои беды – сперва напали, руки ломали, после травили собаками и в итоге он ушиб ногу о кадку. Метрдотель терпеливо слушал клиента, извинялся, клялся пресечь на корню, именовал «его Милостью» и обещал компенсировать. Меланхоличный уборщик скреб пол бесшумным пылесосом, стараясь, как бы между делом, зацепить туфли скандалиста.

– И не лень ему позориться? – сморщил нос Явор, наблюдая за балаганом, высунув вышеозначенный орган из-за колонны. – С виду мужик, а истерит, прости Господи, как баба! Извини, Ань.

– Да ладно. Сама таких не терплю. Зак, кидай поиски, пошли в забегаловку.

– И что мне там делать? – заворчал мальчишка, споро клацая застежками и карабинами, – Сами будут пиво лакать, а я…

– Зак, шевелись! – поторопил Явор, – У меня вылет через пару часов!

– Ты улетаешь?! – я не сумела скрыть досаду.

– Да чего ты, Радагаст! Я ненадолго – завтра к вечеру вернусь, – поспешил утешить меня спасатель. – Тут, понимаешь, приют недалеко, всего в одном перелете. Долги отдавать надо.

– Не тот ли приют, который мальчик Ярг покинул, не прощаясь, попутно наличность из директорского сейфа прихватив? – фыркнула я.

Ответом был осуждающий взгляд Зака и вспыхнувшие маковкой скулы Явора. Прямое попадание.

Я выглянула из-за колонны, проверить, на какой стадии находится скандал. До завершения было далеко. На выручку метрдотелю явился управляющий, но Кайро и этого было мало. Он требовал санитарную службу.

– Ноги? – поинтересовался возникший за левым плечом Зак, неприязненно кося глазом на разошедшегося взрослого.

– Ноги, – согласилась я, молча радуясь, что Зак отрезан от компьютерного источника пакостей, а то мужчине не поздоровилось бы. Судя по лицу мальчишки, Кайро вполне мог проснуться поутру и обнаружить, что официально погиб, затраханый вусмерть в подворотне маньяками среднего полу.

– Шанс, огородами! – скомандовал Явор.

Пес тяжко вздохнул и, плюхнувшись на пузо, резво пополз к выходу, держась окон, надежно прикрытый кадками цветов и спинками диванов.

Зак встал по левую руку, Явор по правую. Ни дать, ни взять – два очень суровых телохранителя. Я тихо хохотнула и напялила на лицо приличествующее выражение. Боги, как же я люблю этих мальчишек!

Забегаловка Явора оказалась весьма уютным баром. И, судя по живому бармену с видом буддиста, познавшего нирвану, встряхивающего шейкером, панелям из натурального дерева, потянутого темно- вишневым лаком, приглушенному свету над круглыми столами и тихим переборам гитары – не из дешевых. Бармен на секунду отвлекся от своего занятия, покосился на Шанса, скромно жавшегося к ноге хозяина, и промолчал. Это приятно, потому как очень не хотелось затевать спор по поводу собаки.

Я завертела головой, отыскивая, откуда доносится звук, ожидая увидеть под потолком цепь колонок, подключенных к проигрывателю.

– Не туда смотришь, – шепнул Явор, глазами указывая направление, куда, по его мнению, мне следовало смотреть.

Я проследила за его взглядом, и мои брови удивленно поползли вверх. В глубине зала, скрытый от сторонних взглядов ширмой барной стойки, в свете мощных прожекторов, словно в перекрестье прицелов, верхом на бочке сидел гитарист, упираясь босой пяткой в жердочку, вбитую на месте крана. Черная кожа жилетки, накинутой на голое тело, подчеркивала белизну кожи обнаженных плеч и позволяла беспрепятственно любоваться плавными линиями тренированных мужских рук, нежно обнимающих гитару. Мужчина склонился над гитарным грифом, отрешившись от мира. Крутые локоны длинных волос смолянистой вуалью падали на лицо, не позволяя разглядеть черты. Впрочем, что может значить лицо для мужчины с таким телом и такими волосами? Я почувствовала, как по спине пробегает приятная дрожь, напоминая – все-таки я женщина и женщина молодая, что не откажется от мужского общества длиною в ночь.

Треснула вскрываемая «липучка» кармана и под моим носом оказался платок с веселенькими синими цветочками, которым Явор с преувеличенной заботой промокнул уголки моих губ. Я закатила глаза и пихнула спасателя локтем.

– Дурак, – беззлобно констатировала я.

– Ой, может, хочешь сказать, что ты не этим занимаешься? – театрально съежившись, поинтересовался он.

– Не-е-е… – благодушно ухмыльнулась я.

– А что ж ты тогда делаешь?

– Завидую.

– О, как! И чему же?

– Волосам.

– Совсем старушка плоха стала, – покачал головой Явор, – будь у тебя такие космы, тебе пришлось бы заказывать колпак, как у поваров или на лысо бриться не реже, чем раз в неделю!

– Дурак ты, Ярг, – коротко вздохнув, повторила я.

– Эй, вы еще долго философию разводить будете? – Зак постучал костяшками пальцев по столешнице, – Я, между прочим, с голода помираю!

В ожидании еды мы заказали по бокалу пива и чай для мальчишки. Ярг степенно потягивал густой, черный «портер», я остановилась на классическом светлом, удерживая бокал левой рукой. Зак, сделав пару глотков, отставил чашку и с удвоенным рвением принялся за сумки.

– Ха! – обрадовано воскликнул он, шлепая на стол ортез, звякнувший металлическими пряжками.

Может это и пижонство, заменить ортопедический и насквозь медицинский фиксатор на наруч из черной, дубленой до деревянной жесткости, кожи, расшитый серебряной нитью и до боли похожий на доспех лучника или средневекового рыцаря, но пусть лучше меня принимают за выжившую из ума девицу, чем за инвалида.

Я отставила бокал и начала расстегивать ворот комбинезона, узкий манжет не позволит надеть наруч, а ходить с закатанным рукавом и светить, хоть кожаным и декорированным заклепками и красивостями, ортезом, особого желания не было. Приподняв плечо, осторожно освободила руку и, уложив на стол, внимательно оглядела припухшее запястье, пошевелила пальцами. Вроде, ничего непоправимого, но придется походить пару дней с бандажом. Во избежание.

Явор перегнулся через стол и оттянул ворот моей майки, с профессиональным интересом изучая кожу. Я не мешала, меня бы тоже разбирало любопытство. Спасатель, вполне успешно компенсировавший