дышать, резким движением кладет ладони на свои ягодицы, рас-кры-ва-ясь…
Я всё не мог попасть ключом в замок, накручивая всё это в голове… попал наконец и понял, что дверь заперта изнутри.
— Алька, блядь… — выругался и вдавил звонок. Ни черта не слышно, звенит он там или не звенит. Вдавил еще раз. Вдавил. Вдавил. Мне надо быстрее. Я выгулял себя. Я нагулял к тебе интерес, Аля.
— «…Как сваи забивали…» — повторял вслух, и что-то давило в грудную клетку, огромный воздух, непонятно только — внутри так много оказалось этого воздуха или он весь снаружи.
— «…Как сваи забивали!..» — выкрикнул я вслух и прижался лбом, грудью, пахом к железной двери.
Там, еле слышное, что-то процокало, зашевелилось.
Я сделал шаг назад.
Свет в дверном глазке померк, это Аля смотрит на меня. Ощущение как на приемной комиссии.
«В каких войсках вы хотели бы служить, молодой человек?»
«Я хотел бы забивать сваи».
«В стройбат. Дать вам сваю?»
«Не надо, у меня своя».
Аля открыла дверь, но не настежь, а так, чтоб стоять у косяка и смотреть на меня в образовавшийся прогал, одну ногу вижу ее, одну грудь. Нога, которую видно, — в пушистой тапочке. Та грудь, что мне видна, — без лифчика, но в халате.
Аля молчала.
Я пришел забивать сваи, я свайщик, мне надо освоить свое, сваять.
— Конструктор пришел собирать? — спросила Аля, нехорошо улыбнувшись и быстро лизнув острием язычка верхнюю губу.
Я протянул руку, чтоб взять ее за грудь, грудь была совсем близко, ей можно было накормиться.
— Но еще! — сказала Аля и отпрянула. — Себя подержи за…
— Мне нужно собраться, — сказал я глухо.
— У тебя тут ничего нет.
— Зубная щетка, — сказал я, подумав.
Она закрыла дверь и, судя по всему, пошла в ванную.
Я вспомнил еще про бритву, несколько книг, два носка в коричневую полосочку, свитер — вдруг похолодает.
Через совсем короткий промежуток времени дверь открылась, Аля, глядя куда-то в коврик у двери, протянула мне пакет, подержала секунду и разжала пальцы с длинными, в чудесных брызгах ногтями, совсем недавно я видел, как эти ногти при иных обстоятельствах…
…машинально я поймал пакет…
Дверь закрылась, замок вставил раздвоенный язык в пазы.
Я открыл пакет и осмотрел содержимое: свитер, носки, книги, бритва… Всё на месте. Заранее, что ли, собрала? Зубная паста еще, но не моя, между прочим.
От себя, может, положила? Может, это знак, что она вот ухаживает за мной. Заботится, переживает. А?
«…будет повод вернуться: вот, ты пасту отдала свою, я принес…»
«…тем более что ключи-то у меня есть…»
…и вот еще что-то болтается на дне, незнакомое. Я присел на корточки, чтоб было удобно шуровать в пакете, извлек симпатичную коробочку. Прочел надпись: «Разноцветные мыльные пузыри».
Сдержанно хохотнул.
Первые пузыри я выпустил в подъезде, они разлетелись и некоторое время парили, лопаясь беззвучно и как-то совсем безболезненно.
Поболтал ложечкой и выдул новую порцию. Неслышным сквозняком их понесло в сторону Алькиной двери; «…наверное, окно открыла и курит…» — успел подумать я, но тут же увидел, что дверной глазок снова темен. Смотрит на меня.
Несколько секунд я ответно смотрел в глазок.
Потом поднял бутылек с пузырями, выдул в сторону глазка целый рой разноцветных шариков. Пока они лопались по одному, потопал вниз.
Спустя два этажа услышал, как открылась Алькина дверь, но даже не остановился, а прибавил шагу.
Спускаться легче, чем вверх идти.
— Мужик, смотри, — сказал я, встретив человека у входа в подъезд.
И выдул целую стаю мыльных пузырей.
Никогда не ночевал в гостинице своего города. Не было необходимости.
Номер оказался на втором этаже, и я поспешил туда, потому что нагулялся и давно хотел отлить.
Еще когда у Альки был в подъезде, тогда уже хотел. А потом ходил к трем вокзалам посмотреть на свою жену, как она там, но Оксаны на посту не было. Так огорчился, что ее нет, даже на время забыл, чего хочу.
Перепрыгивая через ступени на свой второй этаж, старался ни о чем не думать. Потом на несколько секунд замешкался, налево мой номер по коридору или направо, вечно у нас не рисуют стрелок с направлениями.
Терпишь вот так, терпишь, а потом за пять метров до унитаза мочевой пузырь говорит: «Считаю до одного! Ррра…»
Карточка номера все не срабатывала, и я, поджав пах, закусив губу, с минуту подпрыгивал перед дверью.
Когда она наконец приоткрылась, я влетел в номер, будто в припадке невыносимой плотской страсти срывая ремень и расстегивая ширинку.
В итоге всё там уделал вкривь и вкось, пока справился с собой.
…Стягивая брюки, вышел из туалетной комнаты с блаженной улыбкой, пал на диван, посмотрел в мрачный лоб телевизора. Потом дотянулся до пульта, зажег экран, нашел музыку и прослушал композицию в исполнении женского ансамбля, осознав только к началу второй песни, что так и не включил звук.
Дверь в коридор, кстати, оставалась открытой. Из приятного забытья меня вывели неизвестные мне люди, которые, переговариваясь, занимали номер напротив.
Поднялся, захлопнул дверь и поспешил к своей лежанке. Как хорошо в гостинице! Как будто тебя отправили в космос и забыли.
Завалился на бок, высыпал из пакета на покрывало всё его содержимое: может быть, Аля еще какой-нибудь незаметный сюрприз припасла для меня.
Но нет, всё то же самое.
Щетку, пасту, бритву я отнес в ванную комнату, книги сложил на ночной столик, свитер оставил лежать рядом с собой.
Некоторое время пускал мыльные пузыри вверх, они кружились надо мною. Вечер романтического астронавта.
Потом поставил почти пустой флакон поверх книжек.
Денег, впрочем, у меня хватило только на одну ночь в гостинице, в карманах осталось всего несколько купюр, чтоб прожить еще и завтрашний день… но это завтра, завтра.
Зазвонил гостиничный телефон, я в одну секунду успел подумать и про главного, который меня нашел, и про Шарова, который меня нашел, и про жену, и про Альку, и даже про дембеля Филипченко, но в трубке послышался бодрый и незнакомый женский голос:
— Добрый вечер! Девушка не нужна?
— Нужна, — не то чтоб ответил я, а просто повторил последнее слово за женщиной в трубке.
Едва успел натянуть на себя покрывало — в трусах все-таки лежу, моветон, — как постучали в дверь.
