Но не дарует Он ни окрика, ни вздоха.Грудные клетки в крике рвет пехота,сердца на волю отпускает, озверев.И пенье упокойное Востока.И горла тонкие зениток на заре.Держитесь дальше блеска папирос:здесь снайпера не верят в светлячков.Где тот семит, что задал нам вопрос?Ответ готов, зайдите после трехстаканов. Мальчик, выдай нам гранат.И ножик — разрезать его на части,и блюдо, чтобы алый сок собрать.Аллах Акбар, о кроткий мой собрат!Нарушим это пошлое всевластье.Восход. Восток теряет рубежи.Сдирая шкуру, сладко обнаружитьржаное мясо. Здесь наслоен жир.Топчу ногой: Восток, яви мне душу!Ужели она — жалкая прореха?Внутри Саддама ветер ищет эхо.Внутри Адама глухо, как в земле.Но на Содом заявится прорухав ушанке и с лицом навеселе.Страшись тогда, испитый неврастеник,вомнет тебя спокойная пята.И будет мир. И в мир придет цветенье.Корявых гусениц увидим мы в цветах.Взойдет бесстрастно сумрак галифе,не разделив виновных и безвинных.Пока же мы немного подшофе.Восток завис в израильских кафе.Мы слушаем пластинку Палестины.Мясной концерт в кафе у Иордана…* * *…уж лучше ржавою слюной дырявить наст,лицом в снегу шептать: «Ну, отстрелялся, воин…»,не звать ушедших на высотку, там,где наш кусок земли отобран и присвоен,и лучше, щурясь, видеть ярый флаг,разнежившийся в небесах медово,и слышать шаг невидимых фаланг,фалангой пальца касаясь спускового,и лучше нежить и ласкать свою беду,свою бедовую, но правую победу,питаясь яростью дурною, и в бредунести в четверг то, что обрыдло в среду, —вот, Отче, вот Отечество, и всё:здесь больше нет ни смысла, ни ответа,листье опавшее, степное будылье,тоска запечная от века и до века.Для вас Империя смердит, а мы есть смердыИмперии, мы прах ее и дым,мы соль ее, и каждые два метраее Величества собою освятим.Здесь солоно на вкус, здесь на восходержаная кровь восходит до небес,беспамятство земное хороводитнас от «покамест» и до «позарез»,здесь небеса брюхаты, их подшерстокосклизл и затхл, не греет, но парит,здесь каждый неприкаянный подростокна злом косноязычье говорит.Мы здесь примерзли языками, брюхом, каждойсвоей ресницей, каждым волоском,мы безымянны все, но всякий павшийсидит средь нас за сумрачным столом.Так, значит, лучше — лучше, как мы есть,как были мы и так, как мы пребудем,вот ребра — сердце сохранить, вот крест,
