—
А ты не смейся. У таких старушонок водятся и золотишко, и прочие «фамильные драгоценности». Соседи могли о них пронюхать.
—
Все это так, но не проще ли было соседям найти подходящее время днем в отсутствие Лоренц и очистить ее квартиру без помех.
—
Лоренц не выходила из дому целыми днями. А если и уходила, то обычно возвращалась очень скоро.
—
А ночевала она ведь тоже дома!
—
Ночью человек спит. Вероятно, вор рассчитывал провернуть все втихую. Но просчитался. Лоренц проснулась, подняла крик…
Озоллапа бросил размочаленную травинку.
—
Из твоих рассуждений вытекает, что Зента Саукум вообще не имеет отношения к убийству. Каким же образом она могла так подробно, а главное, точно описать картину преступления?
Дзенис ожидал этого вопроса.
—
Я полагаю, ограбление совершалось с ведома девушки, возможно, даже в ее присутствии. Но Зента не ожидала, что дело примет мокрый оборот. А когда увидела кровь, бросилась бежать. В смятении заперла дверь. И потому убийца вынужден был уходить через окно.
—
Но перед этим решил на всякий случай залепить бумажками дверь к соседям?
—
Да, здесь действительно не все сходится, — согласился Дзенис. — Вероятней, что он бежал через окно умышленно. Да конечно же! С вещами куда спокойней можно прокрасться через соседний сад в переулок.
—
М-м… — задумчиво и неопределенно промычал Озоллапа. — Если в деле участвовала Саукум, то для чего же было пользоваться дверью за шкафом? Девчонка ведь могла впустить своего дружка из коридора.
—
Могла. Но для этого ей пришлось бы ночью вставать: значит, лишний шум. Надежней было заранее отпереть дверь за шкафом.
—
Допустим. Но почему Саукум сама не пыталась найти эти мифические драгоценности? Ведь ей это было куда сподручней.
—
Кто сказал, что не пыталась? Но, как видно, не хватало опыта.
—
Почему же не выдает убийцу? Почему все берет на себя?
—
Неизвестно. Быть может, любит, боится мести.
Озоллапа встал с пенька.
—
А если все-таки она сама…
—
У Саукум не было никакой необходимости заклеивать дверь или открывать окно. Вещи убитой у нее так и не найдены. В Норильске она ничего не продавала. Это уточнено.
—
А в Риге?
—
Ив Риге нет. Она уехала на следующее утро. К тому же Соколовский в оперативном порядке проверил все скупочные и комиссионки. Пропавших вещей нигде нет.
—
Теперь ты сам себе противоречишь, — заметил Озоллапа. — Саукум говорит, что вещей не брала. И ты теперь это подтверждаешь. Одним словом, девушка не лжет. С какой же стати ей не верить?
—
Но тем не менее вещи пропали. Кто-то их взял. Нет, Лаймон, быть может, Саукум и соучастница преступления, но ни в коем случае не его главный исполнитель.
—
Ты уверен?
—
Абсолютно. Одному обстоятельству я и сам вначале не придал значения. Мне помог адвокат Робежниек. Почитай-ка еще раз судебно-медицинское заключение. Череп раздроблен у правого виска.
—
Возможно, Саукум левша?
—
В том-то и дело, что нет.
—
А если удар нанесен все-таки правой рукой? Допустим, Саукум напала сбоку.
Пушистая белочка, шурша коготками по коре, сбежала вниз по стволу сосны и кинулась наутек. Дзенис следил за ней взглядом. Неожиданно он увидел за кустом кострище. На нем лежали два кирпича. По всей вероятности, какая-то компания жарила шашлык.
—
Проведем небольшой следственный эксперимент. — Дзенис шагнул к кирпичам. — Алида Лоренц была убита именно таким кирпичом. Возьми его и несколько раз подряд как следует замахнись.
Растопырив пальцы, прокурор поднял кирпич, размахнулся раз, другой, третий… После пятого замаха он едва не выронил кирпич и опустил руку.
—
К чертям, я тебе не Жаботинский.
—
Не думаешь ли ты, что Зента Саукум — Алоиз Туминьш? Восемь, десять ударов тяжелым, тупым предметом — гласит заключение экспертизы. А у девушки рука узкая, маленькая. Вряд ли она могла нанести столько сильных ударов кирпичом даже правой рукой, не говоря уж о левой.
—
Постой! А брызги крови на стене? Ведь они говорят о том, что убитую били в то время, когда она лежала в постели?
—
Саукум это категорически отрицает. Вот и еще одно противоречие в ее показаниях.
Озоллапа закинул кирпич в кусты.
—
По-твоему, преступник — мужчина?
—
Об этом свидетельствует и окурок с характерным для мужчины отпечатком зубов. Окурок найден на месте происшествия. Если верить свидетелям, то Алиду Лоренц мужчины не посещали, по крайней мере, в последнее время. И наконец, телефонные звонки.
—
Какие звонки?
—
Страуткалнам несколько раз звонили и предупреждали, что врачу придется худо, если она будет вмешиваться в ход следствия.
—
Звонил мужчина?
—
Нет, женщина. Какая разница. Зента Саукум в это время была уже в Норильске.
—
Выходит, тут замешана целая компания.
—
Возможно.
—
Чем дальше, тем путаней. — Озоллапа прошелся, вернулся назад. — Вот что. Я слушал тебя внимательно. Теперь ты выслушай меня. Следствие по этому делу, конечно, имеет немало изъянов. Тем не менее Зента Саукум была и остается соучастницей преступления. Это не вызывает у тебя возражений?
—
Нет.
—
Саукум осудили на семь лет. Если бы теперь удалось доказать правоту одной из твоих версий и задержать главного виновника, то преступление было бы квалифицировано как убийство с целью ограбления. Зента Саукум как соучастница получила бы те же семь лет, а то и побольше. Чего же ты хочешь?
—
Я хочу, чтобы был соблюден один из основных принципов социалистической законности — неотвратимость кары за всякое преступление. Убийца на свободе, и его надо найти. Я же не просил оправдания Саукум, но требовал доследования дела.
—
Легко сказать — доследования. Это брак в нашей работе. Ты знаешь — я не из тех, кто боится ответственности. Но если уж передали дело в суд…
—
То мы обязаны отстаивать честь мундира?
—
Надо отстаивать свою точку зрения, но не к чему себя сечь, подобно гоголевской унтер-офицерской вдове.
Вы читаете Приключения 1972—1973
