этом поведал приехавший Жилин.
— Ваши предложения? — спросил его Горин.
Жилин наклонил голову и, недобро посматривая на Павлова и на Рыбчевского, возбужденно заговорил:
— Вот у кого причины надо искать! Наготовили, понимаешь, добра! В океане мучаются, ищут эту, с позволения сказать, продукцию. Так дальше не пойдет! Занимаются всякой всячиной, а тренироваться забывают. Ничего, скоро парткомиссия…
— Да-а-а, — с иронией прищурился Горин, — но ведь они же люди-то ваши. По-другому сказать: они — это вы, Петр Савельевич.
— К сожалению, — сразу обмяк Жилин. — Вот и приходится краснеть за этих «моих».
Павлов с Рыбчевским с недобрым чувством слушали своего начальника.
— Заключения делать рано, — Горин холодно покосился на Жилина. — Давайте лучше разбираться.
Разводил руками и Малышев, выходивший в океан на лодке. Горин с коллегами, как Малышев появился, подвергли его перекрестному опросу, но света он не пролил, кроме, пожалуй, того, что торпеду после встречи ее с целью некоторое время слышал акустик и ясно видели на экране. Горина это утвердило в мысли, что она была исправна и лишь потом… Для того чтобы выяснить, что же могло случиться потом, проверяющие досконально разобрались, как моряки готовили приборы всплытия, сигнализации, однако это снова ничего не дало.
Зацепки нашлись там, где их меньше всего ждали. Предположили, что оружие хранилось не в той атмосфере, какая полагается даже для торпед старых образцов. Прямого отношения к пропавшей торпеде этот предположительный вывод но имел, но он отразился на расследовании в дальнейшем. Неспециалисты или «специалисты широкого профиля» вполне могли за него ухватиться, и это окончательно затуманило бы всю картину.
Павлов выразил Горину свое несогласие с таким обобщением.
— А вы права голоса не имеете, — шутливо отмахнулся тот. — Да мы и не говорим, что все от хранения. Только обращаем внимание.
— Но из вашей бумаги можно сделать иные выводы, — возражал Павлов.
— Не беспокойтесь, — убеждал его Горин. — Для того чтобы документы читались не между строк, и существуем мы, способные их разъяснять…
Павлова это заверение не успокоило, однако настаивать на своем он не стал, полагая, что прав у него сейчас и в самом деле маловато. Потом ему пришлось пожалеть, что не отстоял свою точку зрения.
«Вот и наработали… — с грустью размышлял Павлов. — Трудились, трудились, а теперь, как сказал бы мичман Щипа, «все на выкидачку». Теперь снова будем отстающими…»
Днем ему еще удавалось службой отгонять мрачные мысли, держаться, не подавать вида, как сильно все это его гнетет. Зато дома тормоза спускали, дома раздражало все — телевизор, тихая музыка, которую раньше любил, скрипящая дверь, абрикосовый цвет дивана… Все казалось недосоленым, пересоленым, остывшим. Он сидел с газетой, но не читал, водил вилкой в тарелке, но не знал, что ест, порой отвечал невпопад. Велта боялась его спрашивать, она знала: пока сам не отойдет, сам не скажет — выяснять причины его раздражения бесполезно.
Уныние поселилось не только у Павловых. Не лучше было и у Городковых. Торпедист осунулся — одни скулы торчали, досада не оставляла его ни на минуту. Даже во сне он постоянно что-то искал, тяжко ползая в лабиринтах с давящими сводами, из которых никак не мог выбраться…
Рыбчевский держался лучше. Тот верил, что приготовители ошибки не сделали, что разгадку надо искать в чем-то другом. Стойким оказался и Ветров, он всюду насаждал мысль: торпеду не вернешь, панихиду надо кончать и делать все, чтобы впредь панихиды не случались. Мысль была единственно верной. Ею проникались торпедисты, проникался Павлов и Городков. Шок постепенно проходил, жизнь входила в свою колею.
Приглашение в политотдел оказалось для Павлова и Ветрова неожиданным, тем более что встретили они там не только Марцишевского, но и Жилина, членов партийной комиссии. Секретарь партийной комиссии Ручейников и открыл заседание:
— Сегодня у нас один вопрос… — Голос Ручейникова высокий, с переборами. Сам Ручейников тоже высокий, стриженный под бобрик. — О работе коммунистов товарищей Павлова и Ветрова.
Ручейников сидел во главе длинного стола, за столом — члены комиссии, среди них Карелин; все перелистывали блокноты — для солидности, что ли, а может, чтобы лишний раз не встретиться глазами с Павловым или Ветровым, расположившимися по правую руку от секретаря, у стены комнаты. У противоположной стены, на которой развешена большая карта мира, примостился Жилин; ему, видимо, все было ясно, и он ничего не перелистывал.
Павлов, дожидаясь начала разговора, успел подробно рассмотреть на карте Африку, хотел было перейти к Австралии, но ее закрыл своей головой Петр Савельевич. «Хоть бы сдвинулся немного», — почему-то досадовал Павлов, словно нужен ему сейчас был этот зеленый континент.
— Надобность в этом, — бесстрастно продолжал Ручейников, — возникла в связи с потерей новейшего противолодочного оружия. Так сказать, гордости нашей морской техники… — Голос секретаря прочищался, становился тверже, как у певца, который распелся. — Готовили торпеду подчиненные товарища Павлова. Проверка показала, что наиболее вероятной причиной потери является плохое хранение. Другой предпосылкой считают слабую тренированность матросов. Более подробно о существе дела расскажет коммунист товарищ Жилин…
Ручейников провел рукой по своему жесткому бобрику и стал отдуваться, будто в знойный день долго взбирался на крутую гору.
— Товарищи, случайно ли мы пришли к этому партийному разговору? — начал Жилин с риторического вопроса. — Он сделал паузу, соответствующую важности слов, и сам же ответил: — Мне представляется — не случайно!.. Полгода добиваюсь, чтобы Павлов изменил стиль, начал заниматься тем, чем полагается по уставу. Могу доложить — воз и ныне там. Ему, наверное, кажется, что он где-то в институте, что ему подчинен испытательный полигон, где проверяют весьма сомнительные новинки. Убежден, именно это не дает ему по-настоящему заниматься прямым делом. Теперь конкретно… — Жилин вынул блокнот, заглянул было в записи, но махнул на них рукой и продолжал: — На прошлой неделе я зашел к Павлову посмотреть тренировки по специальности. И что вы думаете?.. Не было никаких тренировок! Спрашиваю матросов: «Почему?» Отвечают: «Командир велел делать новые сани для торпед». Вместо тренировок!.. — Жилин воздел указательный перст. — Было такое, Виктор Федорович?
— Было. Только не совсем так…
— Детали! Важна сущность, а она в том, что тренировками вы не занимались. К сожалению, товарищ Ветров мирился с этим, а может, и потворствовал… Так разве можно теперь удивляться потере торпеды? Ответ, по-моему, ясен. Заканчивая, прошу по-партийному требовательно оценить, достаточно ли ответственно выполняют свои служебные обязанности коммунисты Павлов и Ветров и почему они медлят с наведением уставного порядка? — Раскрасневшийся Жилин тяжело опустился на стул.
— Пусть Павлов и Ветров сами объяснят положение, — забасил Карелин, обращаясь к Ручейникову.
— Конечно, конечно, — поспешно согласился секретарь.
Павлов встал, окинул взглядом присутствующих. Все люди пожившие, послужившие, лиха хлебнувшие, а многие и теперь несли на себе нелегкую ношу — командовали кораблями, руководили политической работой. «Эти поймут!» — успокоенно подумал он и стал говорить:
— Впервые мне приходится держать ответ в партийной комиссии, для меня это не так легко и просто… О самом факте. Отчего потеряна торпеда — пока неизвестно, даже если говорить о косвенных или предположительных причинах. Увязывать же происшедшее в океане с хранением оружия на берегу по меньшей мере нерационально. Это может только отвлечь от выяснения истины. С отклонениями у нас хранились лишь некоторые торпеды старых образцов, подлежащие снятию с вооружения. Со мной здесь материалы расследования комиссии Горина… — Павлов достал из портфеля кипу листков и показал места,
