наивность… в общем, я решил, что их роль во всей афере наверняка незначительная.
— Флеа, — ответил я.
Оба Сванепула одинаково недоуменно сдвинули кустистые брови.
— Она уехала с фермы Дидерика среди ночи. Не попрощавшись…
— Ах! — воскликнула Лолли.
— Значит, были неприятности? — спросил Виккус.
— Нет. Но все рассчитывали на нее, думали, что утром она осмотрит носорогов. Дидерик не может взять в толк, что случилось…
Я надеялся, что сказанного мною будет достаточно. Но Виккус оказался не дураком.
— Вы нам не все говорите, — заметил он, хотя и ни в чем меня не упрекал. — Ваше лицо, то, что вы специально к нам прилетели… Не стану расспрашивать, что случилось, наверное, нам лучше не знать. Вы только одно скажите — серьезно это или нет.
— Еще как серьезно.
— Ничего себе! — выдохнул Сванни.
Его родители многозначительно переглянулись, как будто что-то знали.
Виккус медленно кивнул.
— Чем мы можем вам помочь?
— У меня сложилось впечатление, что она родом из ваших краев. Вы, кажется, вместе учились в начальной школе? — Я посмотрел на молодого Сванни.
— Ну да… двенадцать лет назад. Они уехали отсюда…
— В 1998-м, — подсказала Лолли.
— Куда? — спросил я.
Виккус и Лолли снова переглянулись.
— Ходило много слухов, — тихо ответила она.
— Печальная история, — добавил Виккус.
— Ничего себе… — повторил Сванни.
— Ты тогда был еще маленький, тебе рано было знать, — сказала его мать.
Виккус отодвинул тарелку и поставил локти на стол.
— Говори, Лолли. Не знаю, поможет ли ему это, но рассказывай.
39
Большинство животных постоянно меняют убежища; достаточно продолжительное время они остаются в одном и том же укрытии, когда выкармливают потомство.
Они рассказывали вместе, по очереди.
Начала Лолли:
— Ее отца звали Лауис, он был бродяга, любил независимость…
Виккус подхватил:
— Он был следопытом, но не простым, а настоящим мастером. Раньше на следопытов учили, можно было сдать экзамен, пройти несколько уровней подготовки, стать старшим следопытом, потом мастером. Так вот, Лауис был мастером. Ему не было равных, доложу я вам!
— Он приехал из Калахари, — продолжала Лолли. — Говорили, что вырос он в страшной бедности. Отец у него был никчемный, никудышный. Подрабатывал чернорабочим на фермах. Лауис с детства любил шляться в буше, с бушменами. От них-то он и научился выслеживать зверей по следу. Образования у него особого не было, он закончил всего восемь классов, потом пришлось бросить школу и помогать отцу. Тот умер, когда Лауису исполнилось семнадцать. В общем, потом он перебрался в наши края.
— Хотел устроиться на работу в какой-нибудь национальный парк, но у него не было нужной подготовки, туда не попадешь без официальных бумаг, — пояснил Виккус.
— Его и нанимали охотники. У нас, в Ботсване, в Зимбабве…
— Профессиональные охотники, которые находят самых больших слонов и львов для американских и немецких богатых туристов, любителей охотничьих трофеев…
— Не всегда легально, — сказала Лолли.
— А ему куда деваться? Ему хотелось жить на природе, надо было зарабатывать на жизнь.
— Собой он был настоящий красавец — румяный, копна густых светлых волос… Только был, что называется, не от мира сего. Говорят, как-то возле Палаборвы он наткнулся на питона и с тех пор совсем спятил: говорил, что питон — его предок. Он научился этому у бушменов, они верят, что люди произошли от питонов…
— Но лучшего следопыта в наших краях просто не было. Его прямо переманивали…
— Потом он спутался с Дрикой. Нет, лучше скажу по-другому. Он влюбился в Дрику. А она… понимаете, тогда ей только исполнилось девятнадцать, и она была дочерью Большого Фрика Ределингёйса. И вот она забеременела…
— Ничего себе! — снова воскликнул молодой Сванни и стал еще больше похож на своего отца.
Виккус сурово посмотрел на сына:
— Да, вот я всегда говорю: некоторые женщины бывают горячие, но пламя у них адское. Будь осторожен, не то спалишь себе…
— Виккус! — нахмурилась Лолли.
— В общем, Большой Фрик хозяйствовал в Лоувельде. Шесть не то семь ферм, выращивал апельсины, арахис, бананы, разводил скот… Он приглашал Лауиса, когда приезжали заморские охотнички. Большой Фрик считался в наших краях главным богачом. И было у него три дочери. Дрика — младшая. Хорошенькая, Флеа в нее пошла. У нее такие же темные волосы и фигура. Только балованная была…
— Очень. Дрика знала, что она красотка, и не боялась выставлять свою красоту напоказ. А уж какая была своевольная! И вечно хотела то, чего не могла получить. Только-только школу закончила, не знала толком, чем заняться, в тот год осталась дома, каталась верхом да ездила по гостям. А потом на глаза ей попался Лауис…
— Мам, откуда ты все это знаешь? — спросил Сванни.
— Люди говорят, сынок. Тогда был большой скандал: как же, дочь такого почтенного человека… Говорят, Фрик узнал, что дочка связалась с Лауисом, еще до того, как она забеременела. Усадил ее на стул и сказал: только через мой труп. А она — назло отцу, наверное — переспала с Лауисом. Хотела доказать, что все равно сделает по-своему.
— Так она и понесла Флеа, — сказал Виккус.
— Надо же! — прошептал Сванни.
— Фрик тогда прямо взбесился. Так опозорить семью! Он отказался от должности церковного старосты, нам рассказывали, что он больше года и в церкви не показывался. Отрекся от дочери. Потом, когда другая его дочь вышла замуж за Делфосса и у него родилась еще одна внучка, Хелена, он вроде как немного оттаял. На Хелену надышаться не мог. Она была зеницей его ока… Так вот, Лауис и Дрика расписались в конторе мирового судьи и переехали сюда, в Эландслагте, на большую ферму километрах в двадцати от Мусины. Лауис нанялся в работники… тогда их еще называли издольщиками. Ему приходилось браться за любую работу. Он работал с утра до ночи, а Дрика и малышка Флеа одни оставались в домике в глуши…
— Тут и до беды недалеко, — заметил Виккус.
— Дрика и сама была еще ребенком, привыкла к богатству и роскоши, с младенцем справляться трудно. Сбежать с любимым сбежала, а как жить дальше — о том она не подумала. Всю жизнь ею восхищались, обожали ее, выполняли каждое ее желание. И вдруг все прекратилось. Ее, конечно, потянуло