жить.
Надо соблюдать особую осторожность, потому что в деле замешан Дидерик Бранд. Возможно, он обманщик и мошенник, но он местный, локстонский. Здесь жили четыре поколения его предков, он стал частью местной ДНК. Соседи терпят его и заранее прощают; они вздыхают и говорят: «Ох уж этот Дидерик!» Здесь все его знают; предки Дидерика и его соседей вместе погибали во время Англо-бурской войны. Они вместе страдали от засухи, вредителей и болезней, жили в изоляции и привыкли полагаться друг на друга. Они и впредь будут жить рядом, мириться с недостатками друг друга, встречаться на церковных праздниках, на аукционах домашнего скота.
Чтобы наказать Дидерика, одного поддельного разрешения недостаточно…
Бессонница. Простыни по-прежнему хранят аромат Эммы. Дом без нее кажется пустым, как будто комнаты чувствуют ее отсутствие. Я скучал по ней.
Я поеду в Кейптаун, приду к ней и выложу перед ней всю свою жизнь. И пусть она скажет, что не сумеет с этим сжиться. Как она решит, так и будет… Другого выхода у меня нет.
Но сначала мне нужно найти Флеа и Инкунзи. Отобрать свой «глок». И найти ответы на свои вопросы.
Я вспомнил обо всех вопросах без ответов, заново пережил последние семьдесят два часа, ища смысл, дергая за ниточки, пытаясь распутать запутанный клубок. Я долго мучился, но лишь запутал все еще хуже. Наконец, я стал думать о том, куда Флеа ван Ярсвелд могла деться среди ночи. От фермы Дидерика до ближайшего городка шестьдесят километров, десять километров до ближайшей дороги с твердым покрытием, и даже прием сигнала сотовой связи не всегда уверенный… Она впервые в этих краях, у нее нет здесь ни друзей, ни знакомых…
Нет, один знакомый все-таки есть. Молодой человек, который всю дорогу смотрел на нее телячьими глазами, пытался оправдать ее резкость тем, что она, должно быть, устала. И последние пятьсот километров пути Флеа старательно налаживала отношения с этим молодым человеком.
Я встал и посмотрел на часы. Без четверти десять. Скорее всего, он еще не спит. Я позвонил на местный телефонный узел и спросил, есть ли у них номер Леришей из Пампунпорта.
— Соединяю…
Послышались гудки — далекие, монотонные, перемежаемые помехами на линии.
— Здравствуйте, говорит Лоуренс. — Голос взволнованный, полный надежды. Значит, он не спал.
— Лоуренс, это Леммер.
— Здравствуйте, дядюшка, как вы? — Едва заметное разочарование, как будто он надеялся услышать другой голос.
— Отлично, спасибо. — Не было смысла ходить вокруг да около. — Лоуренс, это ты вчера ночью приехал на ферму Дидерика за Корнел?
Долгое молчание, потом он сказал:
— Дядюшка… можно я вам перезвоню… со своего мобильника?
Судя по тому, что ему не хочется говорить по общей линии, мои догадки подтвердились.
— Конечно. — Я продиктовал ему свой номер.
Перезвонил он только через двенадцать минут и заговорил приглушенно:
— Откуда вы узнали, дядюшка?
— Я не знал, я только подозревал.
— Дядюшка, я…
— Лоуренс, все останется между нами. Даю слово. Она просила тебя забрать ее?
Помявшись, он ответил:
— Д-да…
— На самом деле меня интересует только одно: куда ты ее отвез.
— Ах, дядюшка… я… она… В город, дядюшка, я предлагал и дальше, но она… Сказала, что ее заберут. Почему вы спрашиваете?
— Мы беспокоились о ней. Она не сообщила Дидерику, что уезжает.
— Она сказала, что оставила им записку.
Флеа ван Ярсвелд, мастерица лжи во спасение!
— Должно быть, записка потерялась. В какое время ты высадил ее в городке?
— Где-то в три часа ночи, дядюшка.
— Ты не знаешь, кто ее забрал?
— Она говорила, что за ней приехала подруга… Машина ждала у полицейского участка.
— А тебе она велела ехать домой?
— Да, дядюшка… — Судя по его голосу, между ними произошло кое-что еще.
— Лоуренс, все останется между нами.
— Понимаете, дядюшка, она сказала, что у нее кто-то есть и она не хочет…
— Чтобы подруга видела ее с тобой?
— Да! — с облегчением ответил он, радуясь, что я понял.
— Последний вопрос. Что у нее с собой было?
— Хм… Сумки, дядюшка, две сумки, красная и желтая.
— А ее докторский саквояж?
— Хм… в самом деле…
— Желтая сумка, говоришь? Большая?
— Что, дядюшка?
— Желтая сумка была больше, чем красная?
Он сообразил не сразу, но, несмотря на свою влюбленность и недосып, он все же тихо воскликнул:
— Ч-черт!.. Желтая сумка. У нее не было… На ферме у дядюшки Виккуса у нее была только красная сумка и докторский саквояж… — Внезапно он забеспокоился: — Дядюшка, что ей будет?
— Большая была желтая сумка?
— Примерно… как сказать, как руно, дядюшка.
— Руно?
— Да, дядюшка, шкура овцы.
Я попытался представить себе размер сумки.
— Она была тяжелая?
— Дядюшка, что она сделала?
— Долго рассказывать, Лоуренс. Когда я все выясню, я тебе расскажу. Так сумка была тяжелая?
— Не знаю, дядюшка, она сама погрузила багаж и выгрузила его. Когда я предложил помочь, она сказала, что она сильная девушка.
— У тебя есть номер ее телефона? — спросил я на всякий случай.
Он снова замялся:
— Дядюшка…
— Я не скажу, откуда он у меня! — Я стал рыться в ящике кухонного стола в поисках бумаги и ручки.
Он продиктовал номер. Я велел повторить. Потом он спросил:
— И все-таки, дядюшка, объясните… что случилось?
— Лоуренс, я и правда пока ничего не знаю. Но обязательно выясню. Большое тебе спасибо. Обещаю, я тебя не выдам.
— Спасибо! — с облегчением ответил он. Потом: — Ой, чуть не забыл. Она просила кое-что передать вам…
— Что?
— Сказала: «Если Леммер будет что-то искать, передай, что это взяла я».
Я набрал номер Флеа на своем мобильнике.