опасался, что из-за наваленного снега мне потребуется для этого больше времени, чем я на самом деле располагаю.

Когда я увидел вход в заимку, меня охватили противоречивые чувства. Дверь в небольшой бревенчатый сруб, коим, собственно говоря, и являлась заимка, была настежь распахнута. Вопрос с нехваткой времени на проникновение внутрь отпадал сам собой. Зато сразу возникла другая проблема: если дверь открыта, то, вероятно, внутри мог кто-то быть. Рассуждать было некогда. Я молнией влетел внутрь и с силой захлопнул за собой дверь. Нащупав в полной темноте засов, я быстро задвинул его в пазы, надежно отгородившись от опасности, надвигающейся извне.

Негромкий скрежет за моей спиной тут же подтвердил мои опасения по поводу присутствия внутри нежелательных гостей. Крутанувшись волчком на сто восемьдесят градусов, я наугад выстрелил в темноту. Пламя, вырвавшееся из ствола, на долю секунды осветившее помещение, поставило меня в известность сразу о двух вещах. Первое – внутри заимки и вправду находился мертвяк. И второе – я в него не попал.

Поставив ружье около стены, я на ощупь нашел на привычном месте керосиновую лампу и коробок спичек. Слава богу, у деда Павло всегда царил образцовый порядок и искать лампу долго не пришлось. Сняв колбу, я не спеша чиркнул спичкой и поднес язычок пламени к фитилю. Неяркий свет заполнил внутреннее пространство заимки.

Не далее чем в паре метров от меня на полу извивалось гротескное существо, которое некогда было человеком. А точнее, парнем лет двадцати пяти. Видимо, когда он переступал порог этого дома, он все еще был человеком. И наверняка, принял свою смерть он именно в стенах дедовской заимки. Закрыть за собой дверь по всей вероятности он просто не успел. У существа, представшего передо мной, отсутствовали все четыре конечности. Если быть точнее, у него осталась часть одной ноги и правая рука выше локтя. Всем своим видом мертвяк показывал огромное желание полакомиться за мой счет. Оскаленные зубы и капающая на пол слюна не давали усомниться в его намерениях. Да вот беда, в связи с отсутствием у него средств для передвижения у него это могло получиться только в том случае, если я сам милостиво засуну какую-нибудь из частей своего тела ему в пасть. Как вы понимаете, баловать тварюгу таким способом я не собирался.

Вместо этого я поднял валявшийся около двери топор и одним ударом размозжил мертвяку голову.

Покончив с грязным делом по упокоению возродившегося мертвеца, я с тоской оглядел царивший внутри заимки хаос. Все свидетельствовало о том, что парень в свое время очень не хотел умирать. И цеплялся за жизнь до последнего. В углу я обнаружил еще одно тело. Скорее всего, оно принадлежало одному из нападавших. Повсюду на полу валялись рассыпанные из плетеных корзин сушеные ягоды, заботливо собранные летом мною вместе с дедом Павло. Та же участь постигла и нанизанные на ниточки связки грибов. Теперь все это, перемешанное с кровью, было размазано по дощатому полу. От припасов не осталось практически ничего. Лишь одна низанка сушеных грибов сиротливо висела в дальнем углу, там, куда не добралась финальная схватка, разыгравшаяся в этих стенах. Еще одним сохранившимся элементом внутреннего убранства являлась притаившаяся под полатями тяжелая бочка с водой. Я с благодарностью вспомнил деда, который еще летом заставил меня натаскать в нее воды из ближайшего ручья. Уж не знаю, что он делал и как колдовал над ней, но когда я открыл крышку, то обнаружил, что вода непонятно каким образом, несмотря на мороз, осталась жидкой. Честно говоря, это до сих пор остается выше моего понимания. Зачерпнув из бочки деревянным ковшиком воды, я с наслаждением утолил накопившуюся за день жажду.

За моей спиной послышались мощные удары в дверь. Я лишь усмехнулся, дед Павло рассказывал, как однажды зимой к нему в заимку пытался вломиться медведь. Ничего у косолапого в тот раз не вышло. Толстые тесаные доски до сих пор хранили следы медвежьих когтей. Так что за свою безопасность внутри избушки я мог совершенно не беспокоиться. С окнами дела обстояли похожим образом. Узенькие, напоминающие бойницы оконца были закрыты изнутри двойными стеклами, снаружи их защищали решетки из толстой арматуры.

Звуки ударов постепенно стали стихать. Видимо, существа поняли тщетность своих попыток. Теперь послышался скрежет когтей, но это уже было жестом отчаяния и бессильной злобы. Постепенно стих и он. Снаружи теперь доносился лишь тихий скрип снега, приминаемого как минимум шестью парами ног.

Обессиленно я сел на топчан. Рука автоматически потянулась в карман. Вытащив остатки боеприпасов, я разжал ладонь и тупо уставился на свой арсенал. Осталось только три патрона, причем один, судя по маркировке, был заряжен мелкой дробью, не способной принести существенного вреда мертвяку. Инстинктивно я понимал, что свалить существо можно только выстрелом в голову. Тяжело поднявшись, я подошел к двери и взял прислоненное к косяку ружье. Загнав в ствол патрон, я вернул «тулку» на место. Потом, подумав, вновь подхватил ее и поплелся обратно к лежанке. Устроившись на импровизированной кровати и укутавшись в оба найденных мною одеяла, я положил ружье рядом с собой.

Через полминуты я уже провалился в тяжелый беспокойный сон. Всю ночь мне поочередно снились знакомые мне умершие люди. Сначала мне явилась матушка, она была совсем не такой, какой я ее запомнил в последние дни. Выглядела она румяной и счастливой, такой она была, когда был жив отец. Матушка подошла ко мне, улыбнулась и поцеловала в щеку. Следующим за ней был мой папка. Веселый, сильный, уверенный в себе молодой мужчина легко потрепал меня по плечу. Он, как и матушка, ничего не говорил, а на прощание лишь крепко сжал мою руку.

Потом ко мне приходил дед Павло. Он хоть и грозил мне пальцем, показывая на ружье, взятое мною без спроса, но в его прищуренных глазах, обрамленных паутинкой морщин, сквозили доброта и гордость за меня.

Приходили и другие малознакомые мне люди. И все они улыбались и подбадривали меня. Наконец, поток иссяк. Я остался стоять один в непонятном месте, в котором не было ничего. Легкая дымка скрывала то, на чем я стоял, и не давала пробиться взгляду вверх и в сторону более чем на десяток метров. Я начал думать, что, наконец, посещения закончились, и я вскоре проснусь, но неожиданно ощутил легкое прикосновение к плечу. Я вздрогнул. Так осторожно и в то же время ласково меня касался только один человек на Земле – Дашенька. Я обернулся. Это действительно была она – моя маленькая сестренка.

– Не ругай себя, ты все сделал правильно. – Голос ее шелестел словно тихий ручеек.

– Что я сделал? За что мне себя ругать?

Она не отвечала, только печально качала головой.

– Даша, ты где? Что с тобой? – Мой голос сорвался на крик.

И вновь тишина. Неожиданно белесая дымка, до этого вяло струившаяся по ногам, взметнулась в стремительном вихре. Я бросился к сестре. Но за долю секунды до того, как я успел до нее дотронуться, белая пелена полностью окутала меня. Моя рука схватила пустоту. Я попытался бежать в ту сторону, в которой, по моему мнению, находилась сестренка. Туман моментально сгустился и сделал мои движения медленными и вялыми. Я рванулся что было сил и вдруг почувствовал, что падаю. К счастью, падение было недолгим. Я очнулся от этого кошмарного сна на полу, лежа, запутавшись в одеялах. Несмотря на довольно невысокую температуру внутри избушки, лоб мой был покрыт испариной.

Я вскочил на ноги и принялся с омерзением отряхиваться от мусора, смешанного с липкой кровью, в котором я сильно перепачкался, лежа на полу. Закончив с этими гигиеническими процедурами, я поднял с пола одеяла и закинул их обратно на кровать. Я все еще не пришел в себя, тело мое сотрясала сильная дрожь. Сообразив, что кроме нервного напряжения, она вызвана еще и холодом, я принялся растапливать печку. Дров было немного, но, по моим расчетам, дня на три должно было хватить, а если экономить, то, может, и больше. Закончив растопку, я на цыпочках подошел к входной двери. Приложив к доскам ухо, я внимательно вслушивался в происходящее на улице. Существа никуда не ушли, просто немного удалились от входа. Я отчетливо слышал хруст снега под их ногами и какое-то глухое ворчание, свойственное скорее животным, чем людям.

Пожав плечами, я вернулся к печке. Ничего другого, как только ждать, мне не оставалось. Сев почти вплотную к огню, я вытянул вперед озябшие руки. Пальцы слушались меня с большим трудом. Немного отогревшись, я почувствовал, что сильно проголодался. Немудрено, за последние два дня я съел только небольшой ломтик хлеба и кусочек окорока, подаренного Варварой. Убитого мною зайца я потерял во время бегства. Возможно, тушка и лежала до сих пор в снегу, хотя, скорее всего, мертвяки не побрезговали и