В магазине Мизгирь занял своими заказами двоих продавщиц сразу и в какие-то минуты три спустил сумму, самую малость, может, уступавшую базановской зарплате месячной. Иван кивнул на соседний отдел:

— Пойду конфет возьму…

— Не надо. Они принесут… правда же, девочки? Побольше коробку, трюфелей желательно. — И повторил, не оборачиваясь: — Не надо. Ни слова, друг мой. Каждый платит своей тоске по-своему.

Они вышли, пакетами огруженные, на центральную улицу, глухо бубнившую, кликающую голосами, визгами эстрадной попсы перемежаемыми; и по ней будто и вправду тянуло сквозняком из запахов солода, жевательной резинки и ещё чего-то… рвоты? Тротуары полны были гуляющей, чужой пивной бизнес празднующей публикой, так что Мизгирю пришлось на проезжую часть высунуться, глянуть вдоль неё; и увидел, боднул шляпой в сторону подъезжавшего троллейбуса:

— Вот и скотовозка… сядем?

— Ходить же разучимся, Владимир Георгич, тут всего-то… Прогуляемся лучше.

Нет, немощен в ногах он был, слаб и во всех членах, одному и в самом деле трудно жить такому, даже если и возмещено отчасти это большой, не по росту, головой, интеллектом незаурядным, в борьбе с телесной слабостью изощрённо и — нельзя не признать — несколько кособоко развившимся, по-другому навряд ли и быть могло. Разве что в доброту беспомощную, какая встречается иногда у деревенских калек с рождения, но это в редкость, обыкновенно самоё себя озлобляет уродство, тут с Поселяниным не поспоришь.

И товарищество это — что, ночная тоска по силе, неодиночеству в холостяцкой этой конуре с громадным диваном гробовым и ополоумевшим от популярности, что ли, язык нестеснительно всем высунувшим старцем на стене? Или за этим что-то уже есть, та же связка с Воротынцевым, неожиданно и самым серьёзным теперь образом подтверждённая участием Мизгиря в банковском деле, а не одно только стародавнее приятельство книжников, в которое и сразу-то не поверилось, стоило лишь вспомнить тот наряд погребальный, торжественный Мизгиря при каждой их встрече? Связка далеко не идиллическая в последнее время, будто некие организационные, помимо даже банка, формы имеющая и для обеих сторон вынужденная, для хозяина особенно, — и неудобная, шефа местных стряпчих будто опасаются, такого на вид немощного, но терпят. И Владимир сын Георгиев хотел бы ввести его, Базанова, в это малопонятное пока и наверняка сложное дело — в качестве сторонника своего, разумеется, а значит и орудия? Похоже на то, очень даже похоже; но ещё Василий наставлял, брат, не лезть в дело, какого не знаешь — в любое, даже и мелкое… и простой вроде совет, а бесценный. Беда в том лишь, что по жизни-то, по работе ему как раз и приходилось влезать в чужие дела и не всегда, надо признать, удачно. Нет, даже если и Воротынцев предложит — не торопиться, слишком всё это темно ещё, неопределимо ни в целях, ни в средствах. Таких полутеневых структур сейчас как сорняка под райским названьем амброзии, все берега заполонила теперь двухметровыми зарослями, все пустоши, не проломиться — а совсем ещё, кажется, недавно карантинным считалась сорняком, и они, студентами собирая в пойме реки гербарии по ботанике, всего три или четыре чахлые особи этого эдемского отродья нашли на всю группу, на тридцать с лишним молодых и беспечных, бездумных в общем-то голов. Мало кто вообще думал тогда, даже из тех, кто обязан был, не любит в благополучии думать наш человек.

Менее всего он верил сейчас, что Мизгирь не просчитал всех трудностей и проблем организационных этого самого товарищества, легковесности мечтаний его… или уже есть она, организация? Быстро, однако, отработал назад он, на свой весьма сомнительный наив, на тошноту даже сославшись, осторожничает… Так ведь никто и не торопится.

— О, гляньте — не друг ваш? — Это Мизгирь едва ль не вскрикнул, показывая на кого-то из идущих впереди в тротуарной толкотне. — Не этот … не Алексей?

— Поселянин?.. Где?

— Да вон же, в куртке светлой, цвета беж, — нет?

— Ну нет, что вы … — Парень даже и со спины не походил ничем на Алексея — высок, да, но по- щенячьи голенаст ещё был, молод. — Тот — мужчина. Муж.

— Обозна-атушки… — голосом пожалел Владимир Георгиевич; и голову вздёрнул, ещё раз оглядел из-под шляпы где прореженно, а где густо и пёстро текущие, гомонящие на невнятном языке толпы. — И зачем, спрошу я вас, столько мяса богу, человечины этой? Почву унавозить — но для чего? Детские наши вопросики, себе самим на засыпку… Так, говорите, сильный он человек?

— Это вы говорите.

— Я? Ну, вообще-то, да… Но в чём эта сила, по-вашему, заключается?

— В нём самом, — улыбнулся Базанов; и уж не нарочно ли обознался он — чтоб разговор о Поселянине завести? — Во всём.

— Нет, я понимаю… Все внешние аспекты и акценты силы я вижу — многие, вернее, — заглядывал ему снизу в лицо Мизгирь. — Векторы её волевые, смысловые посылы, весь комплекс… А внутренние? На чём всё держится, все её эти компоненты? Может ведь и воля отказать же или терпенье наше достославное лопнуть, допустим, а то и сам рассудок… э-э … расклеиться, поплыть, что уж о теле говорить… Хотя бы одно подведёт — и нет силы! Чем держится?

— Духом, наверное.

— Х-ха, дух!.. Материализм груб, конечно, малообразован и начисто лишён интуиций, тонких чувствований, даже и фантазии заурядной — персонифицированный Базаров, одним словом, невежа. Но он обладает и ценным одним свойством: отбрасывать словесное тряпьё… Иногда я законченным материалистом бываю и начинаю, соответственно, вопрошать: в чём суть его тогда, духа? Эфирное нечто, эманации разумного волевого начала, просто ли животная уверенность в себе, носорожья? В самом деле — воля волею, коль сил невпроворот…

— Значит, тайна связи души и воли. Воли быть самим собой... нет, быть лучше, чем ты есть. Да, лучше, только это человека подымает, уверенным в себе делает.

— Опять — тайна, фигня эта!..

— Тогда так: энергия связи между ними. Как внутриатомная, в физике. Это огромные энергии, национальный термояд. Высвободи — костей не соберёт любой враг…

— Ну уж — любой…

— Любой. Самое трудное русскому и нужное, сами знаете, — сосредоточиться. Но тут вот что ещё, неучтённое… или, может, вами не названное: дух как вера. Это, он убеждён, главное.

— Что, всё-таки верит он? Не на словах, не из моды — всерьёз? Слова-то я слышал…

— Да. Не знаю даже, когда уверовать успел, на темы эти он не очень-то…

— В расслабуху в эту себя опустить?! — Мизгирь искренне, кажется, был возмущён. — Нет, не понимаю!..

— Тут как раз наоборот, я думаю. По матери сужу. — Теперь уже в огороде, небось, копошится, подумал он; как раз и приеду, вскопаю. Всякий раз опаздывал он, вроде и поспешит — а она, на работу нетерпеливая, вскопала уже, наломалась… — Если б не верила — вряд ли пережила бы войну, голод и всё такое. Такую страсть, как сама говорит…А Поселянин и церковь строит у себя, уже и батюшку ищет. Нет, что угодно, только не расслабуха.