неуклюж и тем вызывал жалость.
Она мне чужда и как поэт, и как человек. Чужда, быть может, потому, что женщина в ней заслоняет все.
Ирина Грэм — Михаилу Кралину
Выбор Ахматовой сюжетов из Священного писания (Рахиль — Лия — Иаков; жена Лота; Мелхола — Давид; дочь Иродиады), их трактовка, ударения, в них расставленные, обнаруживают отчетливую тенденцию: все они так или иначе посвящены любовным отношениям мужчины и женщины — точнее, женщины и мужчины. И не прообразы любви небесной, видимые, согласно христианскому вероучению, «как бы сквозь тусклое стекло», проясняет поэт через образы любви в этом мире, а как раз психологические, чувственные, «всем понятные» стороны любви плотской, пусть и самой возвышенной.
«Удовлетворяют их только те сочинения или картины, где есть женщина. Вот они каковы макаки» <…> — начал фон Корен <…>.
СЛАБОСТЬ ЗДОРОВЬЯ
Эта главка — так, для забавы. Лет Анне Андреевне было отмерено завидно, здоровье, стало быть, тоже с запасом было, особенно при том образе жизни, который она вела: пила, курила, обедов себе не готовила, физической активности — никакой, хорошо хоть, советское правительство дачи и санатории предоставляло всю жизнь в изобилии, да нервы, нервы: гнев, зависть, раздражение! Но кто из нас не знает таких дам: пышущих здоровьем, но подверженных, по их словам, многочисленным сложным и смертельным болезням. Список таких болезней довольно определен: это сосуды, давление, сердце — сердце, это, конечно, главный конек — таинственные, но бессимптомные аллергии, спазмы, тонкие реакции на редкие явления вроде повышения радиации и пр. Кому из них врачи не предрекали скорую и верную смерть — по счастью, отложившуюся на бесконечность! «Врачи отказались…», «Врачи пришли в ужас…» — это их лексикон…
Я на несколько дней потеряла сознание и после двух приступов боли начала задыхаться. В больницу была доставлена в безнадежном состоянии (слова врача).
Она знает, что ее словам веры нету, в 76 лет она не уверена, что ей поверят. Поэтому — «слова врача».
Безнадежное и все ухудшающееся состояние было всю жизнь; вот — двадцатые годы.
АА со мной вернулась (с прогулки с Тапом), на столе письмо. Прочла — от Алянского. «Прошу подтверждений получения денег и подтверждений, что я честен»… Грубое письмо. АА очень расстроилась. Это большое значение для болезни было. Совсем слегла…
После войны:
Живет она нормально: по утрам сердечные припадки, по вечерам исчезает, чаще всего с Софьей Казимировной.
Н. H. Пунин — И. Н. Пуниной.
«Исчезновения» подразумевают собой попойки.
Ранняя юность — ей 16 лет:
«Живу отлетающей жизнью так тихо, тихо».
Январь 1907 года.
С сердцем у меня совсем скверно, и только оно заболит, левая рука совсем отнимается.
Письмо А.А. — С.В. фон Штейну (мужу ее умершей сестры Инны).
Дорогой Сергей Владимирович, хотя вы и прекратили со мной переписку, у меня все-таки явилось желание поговорить с вами. Я болела легкими (это секрет) и, может быть, мне грозит туберкулез. Мне кажется, что я переживаю то же, что Инна. Очень боюсь горловую чахотку. Она хуже легочной.
Письмо А.А. — С.В. фон Штейну.
Не знаю, слышали ли вы о моей болезни, которая отняла у меня надежду на возможность счастливой жизни. Я болела легкими. Это секрет (как можно слышать о СЕКРЕТЕ?) и, может быть, мне грозит туберкулез. Не говорите, пожалуйста, никому о моей болезни. Даже дома — если это возможно.
Письмо А.А. — С.В. фон Штейну.
То есть даже дома не знают о ее смертельной болезни. Это не редкость — у «слабых женщин» это всегда так. Правда, она задает корреспонденту вопрос, будто весь свет об этом только и говорит: вы слышали? Авось хоть что-то сработает.
Дорогой Сергей Владимирович, сердечный припадок, продолжавшийся почти непрерывно почти шесть дней, помешал мне сразу ответить вам.
Письмо А.А. — С.В. фон Штейну.
У меня невроз сердца от волнений, вечных терзаний и слез. После Валиных писем я переношу такие припадки, что иногда кажется, что уже кончаюсь.
Письмо А.А. — С.В. фон Штейну,
Знаете, милый Сергей Владимирович, я не сплю уже четвертую ночь. Кузина моя уехала в имение, прислугу отпустили, и когда я вчера упала в обморок на ковер, никого не было в целой квартире.
Сергей Владимирович, если бы вы видели, какая я жалкая и ненужная. Главное, ненужная, никому, никогда. Умереть легко.
Летом Федоров опять целовал меня, клялся, что любит, и от него опять пахло обедом. Милый, света нет.
Ваша Аннушка.
Письмо А.А. — С.В. фон Штейну.
