подбирать слова, характеризуя и ее стихи.
Знаменитый пэтч-ворк — переделка старья, жалко же выбрасывать. Трагедийный хрип о непожелавшем жениться любовнике экономно, слово за словом переделывается в ходовой по послевоенным временам мотив — о Победе.
Теперь пусть будет так:
В окончательном варианте песня будет начинаться так:
Совсем красиво.
На такие стихи и пародии не надо писать.
Некогда в месяце августе в СССР собирается приехать по своим делам малознакомый, но судьбоносный человек — сэр Исайя Берлин. Анна Андреевна пишет об этой случайно узнанной новости гекзаметрами Васисуалия Лоханкина:
Требует мнения:
«Никто мне ничего про них не говорит. Сказали бы хоть вы два слова — ведь вы умеете говорить о стихах». — «Скажу ровно два: великие стихи». — «Не хуже моих молодых?» — «Лучше». <…> значит ли это, что стихи о приезде написаны в годовщину постановления?
…«Волчица ты, тебя я ненавижу».
Великие стихи — не хуже ее молодых: «На столе забыты хлыстик и перчатки».
Ахматова считает себя вправе злобно иронизировать над Блоком и заявляет, что треть его стихотворений «бледны и безвкусны». Острит она и насчет «звездной арматуры» Блока. Занятие малопочтенное, так как острить можно над самой Ахматовой без конца.
Ирина Грэм — Михаилу Кралину.
В книге «Четки» слово «смерть» и производные встречаются 25 раз. Затем идут «тоска» (7), «печаль» (7), «томление» (7), мука, боль, грусть, горе, скорбь, тяжесть, горький; любимый цвет Ахматовой — черный, вещи и улыбка — неживые, из эпитетов особенно часты — тайный и странный. Душный ветер, душная тоска, душный хмель, душная земля, «было душно от жгучего света», «было душно от зорь нестерпимых». Узости мирка Ахматовой (при утонченности ее переживаний) соответствует и словарь поэтессы.
В начале ее творческого пути слова были просты, их было мало — но ей больше нечего было и сказать, она вполне выражала ими то, что было в душе — и это было честно. Под конец (когда она становилась «великим поэтом») метод стал совсем спекулятивным: были придуманы слова «темный» и «светлый», ими обозначалось все, а читатель становился обязан наполнять их неимоверно — под стать величию — объемным содержанием. Слова «темный» и «светлый» надо было принимать на веру.
Вот как она орудует на своей фабрике величия:
И потом он, ее честь, объявляет ей, что жениться не будет.
«Мой первый» меняется на «не первый», «мой последний» — соответственно на «не последний». Светлый слушатель — на темный, темные бредни — на светлые. Получается
Смысл — ахматовский. Бредни-небредни, речи-невстречи. Вот строки, которые нас того и гляди заставят петь хором на собраниях:
