Если поэзия символистов видела в образе женщины отражение вечно женственного, то стихи Ахматовой говорят о неизменно женском.
В. М. Жирмунский. Теория литературы.
Блок на вечере у Сологуба сказал мне полушепотом, когда кого-то из поэтов обвинили в подражании Ахматовой: «Подражать ей? Да у нее самой-то на донышке».
Воспоминания Ю. Л. Сазоновой-Слонимской.
О ее стихах:
1915 год.
Как страшно ограничен их круг, как тягостно со стороны их однообразие.
В. Кранихфельд.
Все виды «любовной пытки» изображены в этой книге, насыщенной каким-то утомленным страданием…
М. Моравская.
Но ведь все пишут эту стилизацию детской наивности, это — готовая форма поэтов и особенно поэтесс современности.
Любовь делает г-жу Ахматову и набожной, и хрустящей, и откровенной, и поэтичной, и гордой, и робкой, и чувственной и… в конце концов скучной. Каждое стихотворение кажется битком набитым банальностями.
Л. Войтоловский.
Ее поэтический труд больше связан с внешними условиями, чем с внутренним ростом.
Вы даже уверили себя в том, что я «ненавижу» Ахматову, тогда как я просто никогда не любила ее стихов, с юных лет. Дамские страсти мне были чужды и… смешны. Что касается второй половины ее литературной деятельности — я к ней тоже равнодушна, представьте.
Ирина Грэм — Михаилу Кралину.
Появилась совершенно неприличная рецензия на «Подорожник».
Так Ахматова отвечает на критику, это ее уровень.
Она [Ахматова] разрушена последние дни бесстыдной и наглой книгой Эйхенбаума. / Имеется в виду книга: Эйхенбаум Б. «Анна Ахматова. Опыт анализа» Пг., 1923. Отрицательная реакция А. Ахматовой на книгу представляется несколько преувеличенной: в целом исследование выдержано в почтительной или по меньшей мере нейтрально-исследовательской тональности.
Мне совсем не нравится «минуя и ахи, и охи… эпохи». Это совсем не верно по отношению к Блоку. Меня очень огорчает такое снижение вкуса. Бедная Анна в этом не виновата, конечно. Это влияние советской среды, с которой нельзя было бесконечно бороться. Как бы она ни сопротивлялась ей, среда все же действует, в конце концов.
Артур Лурье — Саломее Андрониковой.
То Баратынского она не читает, потому что в школе не проходят, то в поэзии вкус плохой, потому что среда заела.
«Анна Андреевна, вы понимаете, что сенсационность Ваших выступлений и этот успех… Вы очень умный человек, и Вы должны понять, что это не всегда соответствует ИСТИННОЙ сути дела, Вашей поэтической сути даже, потому что, — я говорю — Вертинский имеет такой же успех». И, мне кажется, она СТРАШНО разозлилась. Я говорю: «А Вы не сердитесь, Анна Андреевна. Недаром же к Вам и приставал Вертинский, он чувствует себя в той же точке освещенности, в том же кругу. И тут я бы на Вашем месте был бы так же брезглив, как Вы были брезгливы у Пастернака. Различайте тех, кто любит Вашу поэзию, и тех, кому нравится вообще все «вертинское» на свете, какой-нибудь возврат, какая-то смутная ностальгия по каким-то смутным воспоминаниям прошлого и, в общем, — я ей сказал — ненависть к Маяковскому. Это одно из моих мерил всегда. Те, кто любит Вас, в огромном большинстве любит Вас назло Маяковскому, а не вместе».
Мария Петровых: «Для Ахматовой русский язык был воздухом, дыханием и никогда не был предметом страсти. Она не знала сладострастия слова».
Кралин: Блок считал Ахматову большим поэтом и выделил единственную среди всех в самой злой, самой желчной своей статье «Без божества, без вдохновенья».
Это называется признанием Блоком Ахматовой! Как не вспомнить Салтыкова-Щедрина: «Взгляни в любую лужу, и в ней увидишь ты гада, который иройством своим всех прочих гадов превосходит и затмевает». Блок не просто выделил ее на фоне ничтожеств (такова его идея), а — надо читать внимательнее! — написал, что она еще дальше других акмеистов отходит от декларированной ими идеи силы и мужества.
1913 год.
12 января.
Впечатления последних дней. Ненависть к акмеистам.
А. Блок. Дневник.
«Жизнь ко мне очень жестока, и вот сейчас одна из наибольших жестокостей: эта книга, составленная Сурковым». Она вынула из чемоданчика и положила передо мной папку. Я открыла. Но не успела я перевернуть две страницы — Анна Андреевна захлопнула ее и с искаженным лицом снова засунула чемодан.
«Какой прогресс и агрикультура!» — как писал когда-то Зощенко. Снова переиздадут «Сероглазого короля»! А она что хотела?
