— обедаем на Царскосельском вокзале.
Она возвращалась с Гумилевым в Царское село. На вокзале в Петербурге им встретился «некто» (Анна Андреевна всегда говорила таинственно), завел разговор с «Колей», «а я дрожала, как арабский конь».
Эмма Григорьевна догадывается — это был Блок!
А вот запись Блока:
5 августа 1914 г.
Встреча на Царскосельском вокзале с Женей, Гумилевым и А. Ахматовой».
Вчетвером и без обеда. И никаких арабских коней.
Слава Богу, Блок — «без внимания», как выражается Анна Андреевна.
А перед Блоком Анна Ахматова робела. Не как поэт, как женщина. В Башне ее стихами упивались. Но ее темные глаза искали Блока. А он держался в стороне. Не подходил к ней, не смотрел на нее, вряд ли даже слушал. Сидел в соседней полутемной комнате.
Не любишь, не хочешь смотреть.
О! Как ты красив, проклятый…
«В Москве многие думают, что я посвящала свои стихи Блоку. Это неверно. Любить его как мужчину я не могла бы. Притом ему не нравились мои ранние стихи».
Всякий раз, заговорив о Блоке, она торопится признать его великим поэтом, но заключает какою- нибудь колкостью.
«Как известно из воспоминаний Блока, я занимала мало места в его жизни».
Это известно не только из воспоминаний Блока, это известно изо всех свидетельств. Нет ни одного свидетельства, чтобы он хоть чуть-чуть интересовался ею. Ее многозначительность хоть и на многое намекает, но не имеет под собой реальной почвы.
Разве что его матушка. Но ей, как известно из опубликованной переписки, даже стихи Ахматовой нравились.
7 января 1914.
Письмо и стихи от А. А. Ахматовой
25 марта.
«Четки» от Ахматовой. Дважды (без меня) звонила А. Ахматова.
Он всегда называет ее А. Ахматова или А. А. Ахматова. Это, конечно, не любовное отношение, и Чуковская правильно подметила, что «А.А.» в записках что-то тщательно маскирует — но так, чтобы это чувствовалось… потому что опубликование дневников Блока ей испортило все. Опубликование дневников Блока — это ее «Рома, не выдавай» Лили Брик. Но Якобсон выдал тайну полутора лет знакомства с Татьяной Яковлевой и двух стихотворений, которые никак не могли закрыть всей взрослой мужской жизни Маяковского, а дневники Блока — тщательные, немецкие — не оставляют места ничему. Однако Анна Ахматова берется за многозначительные недомолвки. Наглые недомолвки, равные лжи.
26 марта 1914 г.
Многоуважаемая Анна Андреевна. Вчера получил Вашу книгу, только разрезал ее и отнес моей матери. Сегодня утром моя мать взяла книгу и читала не отрываясь: говорит, что не только хорошие стихи, а по-человечески, по-женски — подлинно. Спасибо вам. Преданный вам…
Это — квинтэссенция отношения Блока к Ахматовой — к ней самой и к ее стихам. А маме — понравилось.
Я спросил об основных причинах их вражды (Ал. Блока и Н. Гумилева). АА сказала: «Блок не любил Николая Степановича, а как можно знать — почему? Была личная вражда, а что было в сердце Блока, знал только Блок и больше никто. Может быть, когда будут опубликованы дневники Блока, что-нибудь более определенное можно будет сказать».
Дневники опубликованы, и что можно сказать? Ни Гумилев, ни Ахматова его не интересовали. Личной вражды уж тем более никакой не было. В сердце Блока ничего не было: «такого», на что тонко намекается.
На станции Подсолнечной случайно на платформе увидела Ал. Блока, который пришел на станцию узнать, нет ли почты. Блок спросил: «Вы одна едете?». Блок очень удивил этим вопросом АА: «Блок меня всегда удивлял!»
Когда же это «всегда» удивлял ее Блок? Впрочем, это ее прием.
10 мая 65.
Мы заговорили о предстоящей поездке в Англию. «Интересно понять, соблаговолит ли там присутствовать в это время — гм, гм! — вы знаете, о ком я говорю… Он ведь с большими странностями господин… Да, да, может как раз взять да и уехать читать лекции в Америку… Я от него еще и не такие странности видела».
Сэр Исайя Берлин тоже «всегда» ее удивлял. Все мужчины, с которыми она была едва знакома, но насаждала в умах «мифическую сплетню» — вот это действительно новый жанр! — «всегда ее удивляли». Потому что логики, как она понимает ее: увидел-влюбился-застрелился — не наблюдалось. Удивительные, стало быть, были личности! Вот она всегда и удивлялась.
На странице 104 у Лукницкого еще раз записана встреча с Блоком, уже с многоточиями:
«Подсолнечная… Я вышла из вагона… Он меня очень удивил…»
15.03.25.
А когда он ее следующий раз удивил? «Всегда удивлял», «я такие от него странности видела» — поди проверь. Никто не помнит такого ничего, она — на все лады перепевает один вопрос: «С
