хотят позабавить или мистифицировать, а хотят выставить дураком, восторженно восклицающим: ну надо же, какая роскошная женщина! Все россказни касаются одесского шика ее личного и общественного облика. Вот некоторые его блестки.
— Моя бабушка — княжна Анна Егоровна Ахматова, вышла замуж за Мотовилова, потом ее фамилия стала Мотовилова. Вот в память ее фамилию — девичью — я и взяла за псевдоним.
Мотовилова — фамилия купеческая, за купцов княжон не выдавали. Ну да, слава Богу, княжной Ахматова и не была. Князей Ахматовых в Российской империи не было.
Ахматовой за семьдесят, когда она дает это интервью, а тридцать лет назад она диктовала биографу фальшивые сведения о себе, о Смольном институте, о морских офицерах. Проходят годы, и приоритеты все те же: «моя бабушка», «княжна»… Старуха лжет по-прежнему.
Ахматова сказала Харджиеву, что приятно познакомиться с человеком, который, в отличие от многих, не был очарован ее стихами.
Это, конечно, можно было отнести не ко вранью, а к обычному кокетству, если бы не была такой яркой ее черта — лживость: она всегда чувствуется первой.
Ахматова говорила, что все дома, где ей когда-либо приходилось жить, были разрушены.
Как сказали бы в Одессе — типун ей на язык.
Какие-то лачуги, возможно, были разрушены, а все наиболее известные дома, в которых она жила: Фонтанный (на самом деле — Шереметьевский дворец — один из множества сплошь «фонтанных» домов на Фонтанке), Мраморный, слава Богу, усадебный дом в Слепневе — все прекрасно сохранились. Но сказать — звучит красиво.
Я родилась 23 июня 1893 года в Ленинграде.
Автобиография (автограф). Анна Ахматова
Разумеется, не в Ленинграде и не в 1893 году.
11 июня 1889 года. В дачной местности Большой Фонтан под Одессой родилась Анна Андреевна Горенко. Запись в метрической книге: «Родители ее оба православные».
Эти «данные» использовались в официальных документах. Когда они попадались на глаза биографам, те возмущались:
Обращает на себя внимание вопиющая небрежность, с которой эти самые «компетентные» искажают дату и место рождения.
Горечь и гневливость — заповедные качества Ахматовой.
«Восприемники — Романенко (народоволец — убийца генерала Стрельникова)». <…>
Однако, очевидно, убийцей Стрельникова он не был: эта легенда основана на том, что во время покушения (18 марта 1882 г.) он был в Одессе, где оно произошло.
Первая фраза: долженствующее вызвать ужас у робкого обывателя сообщение о крестном отце — убийце — принадлежит, естественно, самой Ахматовой, вторая: опровержение, показывающее, как и из чего строит Ахматова красоты своей биографии — исследователю. А ведь она постоянно обличает фальсификаторов (позволяющих себе, как правило, всего лишь собственные интерпретации, а не подтасовки фактов). Ее поклонники (например, малолетний летописец Бабаев) восторгаются ее пиететом перед документами — а сама она в своих записках врет так, что нельзя без проверки поверить просто ни одному слову. И это при ее действительно феноменальной памяти. Просто врет. Ведь она не может не знать, был ли Романенко убийцей генерала Стрельникова или нет, в семьях такие вещи знают.
Гимназия: сначала в Царском Селе — Мариинская, а потом кончала гимназию в Киеве. Училась хорошо. Чуть ли не с серебряной медалью.
Или с серебряной, или без серебряной — об этом надо было сообщить Лукницкому так, как это было на самом деле.
Медали никакой, конечно, не было, образование Анна Андреевна получила средненькое. Никаких столичных или иностранных университетов. В необразованности, правда, любила упрекать современников. Анна Андреевна поехала в Париж в мещанское свадебное путешествие, ничего не видела, ничего не узнала, одно неустановленное знакомство с Модильяни, да какие-то гуляющие французики ей записки в туфли засовывали. Они и сейчас это делают, стоит зазеваться, только, вернувшись, мы не рассказываем, что это был Зинетдин Зидан.
Бродский: В бытность Ахматовой в Париже за ней не только Модильяни ухаживал. Не кто иной, как знаменитый летчик Блерио… Вы знаете эту историю? Не помню уж, где они там в Париже обедают втроем: Гумилев, Анна Андреевна и Блерио. Анна Андреевна рассказывала: «В тот день я купила себе новые туфли, которые немного жали. И под столом сбросила их с ног. После обеда возвращаемся с Гумилевым домой, я снимаю туфли — и нахожу в одной туфле записку с адресом Блерио».
Соломон Волков миролюбиво поддакивает: «Что называется, не растерялся!»
Бродский, который и сам придумывает для нее подобные истории, усомниться в подлинности этой не собирался. Рассказывала ему, естественно, Анна Андреевна.
А почему же никто из ее современников этого не знал? — что Гумилев был знаком с Блерио и что отношения были довольно-таки дружескими — все-таки обедали вместе? Кто еще был за столом? Такие знаменитости часто ведь имеют свиту. Откуда у Блерио интерес к Гумилеву?
Ну вот и свидетельство очевидца. Правда, те, кто знает, из какого сора выросла пикантная легенда — помнят все немного по-другому.
В 11 году.
Маленькие кафе, которыми изобилует Париж, совсем другого стиля. Здесь за столиком французы проводят время за чашкой кофе и скромной выпивкой. На маленькую эстраду выходят рассказчики и певцы и развлекают посетителей своими песенками и остротами, слегка приправленными нескромными словечками и остротами. Помню, как Анна Андреевна снисходительно отнеслась к шутке ее соседа но столику: он незаметно положил ей записочку в туфлю.
Это был разве не Блерио? Как же это рассказчица не заметила, что «за скромной выпивкой» с ними сидел сам Блерио — практически Юрий Гагарин тех дней? Или Ахматовой все так, что ни вечер — засовывают что-то в туфлю?
Бродский «не помнит, где они там обедают втроем», использует все тот же ахматовский прием ложной достоверности — мол, может предъявить все подробности.
1905.
На Пасху Гумилев, в отчаянии от ее нежелания всерьез отнестись к его чувству, пытался покончить с собою. Потрясенная и напуганная этим, она рассорилась с ним.
