Фумио смотрела на него блестящими миндалевидными глазами. Эдвард улыбнулся и погладил ее черные волосы. Головка сестренки немедленно оказалась под другой рукой. Шервудский лес, утесы Дувра, Мерсия… Девчонки доводили свою мать вопросами об Англии едва ли не до слез.
— А хорошо бы нам всем вместе съездить в Англию, — объявила Фумио.
— И я тоже поеду! — вставила Дзунко.
— У вас впереди целая жизнь…
— А ты поедешь с нами, оджисан?
Он ответил одной улыбкой, и девчонки немедленно притихли.
— Я хочу вам кое-что показать, — молвил Эдвард.
Им предстоял долгий путь за пределы Мебосо. Было так здорово оказаться за городом! По пути Эдвард задерживался у руин старой печи, превратившейся в кирпичную стенку вокруг прямоугольника прокаленной земли. Они поднимались все выше по пологому склону, и вот улицы Мебосо наконец остались внизу. Новые городские высотки строили с овальным отверстием наверху: орно опускались в леток, высаживая или принимая пассажиров, прежде чем продолжать свой полет. Эдвард насчитал с дюжину таких строений.
Наконец они оказались на гребне, оттуда простирался вид на другую долину, еще более индустриализованную, чем Мебосо. Центром ее служила громадная энергостанция, однако Эдвард не увидел в окрестностях ни одного источника энергии — ни реки, ни угольных шахт, ни дровяных складов. Вся троица устроилась отдохнуть на камнях. На какой же энергии работает станция?
— Какая уродина, — сморщилась Фумио.
— Правильно, — согласился дед. — Однако немного терпения, и вы увидите нечто иное.
Они ждали долго, и вот наконец он появился. Где? Где? Эдвард указал внучкам на странного вида летательный аппарат. Наверное, он был изготовлен целиком из пластмассы, и крылья его не походили на обычные: отходящие от корпуса прозрачные листы выписывали плавную синусоиду. Но поражало другое: отсутствие шума двигателя. Эдвард не разглядел двигателя вообще — на тонком стрекозином теле орно не находилось места для топливного бака. Оставалось только предположить, что летательный аппарат получает энергию не от внутреннего источника, а от станции, каким-то образом связанной с прозрачной птицей.
Орно поднялся повыше, порхнул вперед, крылья его вычертили клубок математических кривых, — без каких-либо механических звуков, только под мягкий шелест рассекаемого воздуха.
— Когда-то я встретил человека, умевшего мечтать, — задумчиво проговорил Эдвард.
— Какого человека?
— Акира-сан. Он мечтал об орнитоптере, который совсем не будет шуметь.
— Он еще жив, да, дедушка?
— Не в обычном смысле слова.
Они посмотрели, как безмолвный орно, одновременно и архаичный, и устремленный в будущее, еще раз обогнул энергостанцию, а потом направился к летку одной из башен. Эдвард смотрел на своих девочек, слушая, как Фумио стрекочет об Англии, о том, как они полетят над Кембриджем и утесами Дувра. Здесь, в Японии, присев на скалистый гребень, он мог бы поведать внучкам нечто такое, что открылось ему далеко не сразу. Важно не то, чтобы твои мечты воплотились с точностью до мельчайших штрихов, главнее, чтобы они у тебя были. А счастье придет потом, когда надежды обретут плоть, недоступную воображению любого мечтателя.
Кингсли Эмис
ЖИЗНЬ МЕЙСОНА
Простите, вы не позволите к вам присоединиться? Неприметно одетый человек среднего роста и сложения, с невыразительными, совершенно заурядными чертами, сидевший за маленьким столиком в углу, поднял глаза на Петтигрю, который стоял над ним, держа в руке пивную кружку. На точеном лице Петтигрю — высокого статного красавца — выражалось нервическое, близкое к восторгу волнение, что, несомненно, не располагало незнакомых людей в его пользу; однако сидящий за столиком приветливо сказал:
— Ну конечно же. Милости прошу.
— Разрешите вас чем-нибудь угостить?
— Нет-нет, все в порядке, спасибо, — ответил неприметный, указывая на почти полную кружку перед собой. На дальнем плане виднелось то, что можно лицезреть в любом баре: бармен за стойкой, посетители, сидящие поодиночке и по двое. Не на чем было задержать взгляд.
— Мы с вами никогда в жизни не встречались, верно?
— Насколько я помню — ни разу.
— Хорошо, хорошо. Я — Петтигрю, Дэниэл Р. Петтигрю. А вы?
— Мейсон. Джордж Герберт Мейсон, если вам нужно мое полное имя.
— Что ж, по-моему, так будет лучше, согласны? Джордж… Герберт… Мейсон… — повторил Петтигрю, точно стараясь запомнить эти три слова. — А теперь позвольте ваш номер телефона.
Подобное нахальство просто напрашивается на подобающий ответ, но Мейсон всего лишь промолвил:
— Меня легко найти в телефонной книге.
— Да, но вдруг там несколько… Нам нельзя терять время. Ну пожалуйста!
— Хорошо, это, в конце концов, вовсе не секрет. Два-три-два, пять…
— Погодите, вы диктуете слишком быстро. Два… три… два…
— Пять-четыре-пять-четыре.
— Вот это удача. Не так уж сложно запомнить.
— А что же вы не записываете, если вам это так важно?
На это Петтигрю улыбнулся с видом бывалого человека — и тут же разочарованно понурил голову.
— Разве вы не знаете, что записывать бесполезно? Ну да ладно: два-три-два, пять-четыре-пять- четыре. Давайте-ка и я вам свой оставлю, на всякий случай. Семь…
— Мне не нужен ваш номер, мистер Петтигрю, — прервал его Мейсон с легким нетерпением в голосе, — должен сказать, я уже несколько сожалею, что дал вам свой.
— Но вам обязательно нужно запомнить мой телефон.
— Глупости; или вы меня силком хотите заставить?
— Хорошо, тогда пусть будет фраза — давайте договоримся, какими фразами мы обменяемся утром.
— Вам не затруднит объяснить, к чему все это?
— Прошу вас, время истекает!
— Что это вы заладили: время, время!..
— Все может измениться в любой момент, и я окажусь совсем в другом месте, и то же самое может случиться с вами, хотя меня уже мучит сомнение, что….
— Мистер Петтигрю, объясните немедленно, о чем вы толкуете, или я прикажу вас вывести.
— Ну ладно, — ответил Петтигрю, на глазах поникнув, — но, боюсь, толку от этого не будет. Видите ли, вначале я счел вас настоящим из-за вашей манеры…
— Ради бога, избавьте меня от этих инфантильных оскорблений. Значит, я не настоящий человек, —