ни при чем: ведь, вопреки предсказанию Мали, труп убеждал остаться, убеждал заняться своим ремеслом».

«Глиммунг! Это галлюцинация, созданная Глиммунгом, — извращенный, безумный способ удержать меня на крючке. Наверняка».

— Спасибо за совет. Я приму его к сведению, — сказал он болтающемуся в струях воды трупу.

— А мой труп тоже здесь? — спросила Мали. Ответа не последовало. Останки Джо уплыли прочь.

«Я сказал что — то не так? — размышлял Джо. — Но боги, боги! О чем вообще можно беседовать с собственным трупом?!» Его охватила странная злость, уже без изумления и страха. Такой способ принуждения отвратителен. Джо же и раньше говорили, что он должен продолжать свою часть проекта… И тут он вспомнил о проклятии.

— Смерть, — сказал он Мали, когда они подплыли друг к другу. — Смерть и грех взаимосвязаны. Это значит, что если храм проклят, то мы тоже…

— Я возвращаюсь, — вдруг сообщила Мали. Она принялась подниматься, умело работая ластами. — Не хочу быть так близко к драге. Она сделала жест рукой. Джо взглянул в этом направлении и увидел далеко справа от себя громоздкую конструкцию, которой ранее не замечал, и, прислушавшись, различил низкое, глухое гудение. Вероятно, звук раздавался и раньше, но был трудно определим из — за низкой частоты — порядка двадцати циклов в секунду, то есть на нижнем пороге слышимости.

— Что это? — спросил он и, влекомый любопытством, устремился в сторону, откуда доносился звук.

— Каприксовый ковш, — сказала Мали. — Из ионийского каприкса; у этого вещества самый большой атомный вес из всех материалов, используемых в технике. Он заменяет старые рек — сероидные ковши, которые ты, вероятно, видел.

— И весь храм собираются поднять с помощью этого ковша? — спросил Джо. Мали, взмахнув руками, последовала за ним; она двигалась рывками с явной неохотой.

— Нет. Только фундамент, — сказала Мали.

— А остальное будет распилено на блоки?

— Все, кроме фундамента. Он сделан из цельного куска агата с планеты Денеб — Три. Если его тоже распилить на куски, он не сможет держать на себе эту громадину. Поэтому нужен ковш. — Она дернулась назад. — Нельзя так близко приближаться, это опасно. Ты же видел, как работают ковши и лопатки, и представляешь себе устройство драги. Точка опоры перемещается взад — вперед между четырьмя остриями ковша. Давай уплывем отсюда. Поднимемся на поверхность. Черт возьми, здесь нужно быть очень осторожным.

— Все блоки уже распилены? — спросил Джо.

— Боже мой, — устало проговорила Мали. — Нет, не все. Только несколько первых блоков. Ковш еще не поднимает фундамент, он только вгрызается в дно.

— Какова будет скорость подъема? — спросил он.

— Это еще не установлено. Будь осторожен, нас сейчас застигнут врасплох. Ты толкуешь о скорости подъема, а в это время мы можем попасть под ковш. Это не твоя специальность, ты не смыслишь в драгах. Ковш движется горизонтально со скоростью шесть дюймов в сутки, то есть почти не движется. Мы просто не заметим, как…

— По — моему, ты просто не хочешь, чтобы я оглядел все хорошенько, — сказал Джо.

— Ты параноик, — отозвалась Мали.

Джо пустил сильный луч фонаря в сторону ковша, и справа от него высветилось что — то массивное — плотная и светонепроницаемая масса, вздымающаяся высоко вверх и увенчанная треугольником из плоскостей; около нее сновали рыбы; она вся была облеплена рачками и ракушками, мириадами одностворчатых моллюсков. И рядом, где медленно перемещался ковш, виднелся точно такой же силуэт, силуэт Хельд — скаллы.

— Вот что ты хотела скрыть от меня, — произнес Джо.

Под водой было два храма.

— Один из них — Черный. Черный храм.

— Но не тот, под которым работают, — с трудом выдавила Мали.

— А он в этом уверен? — спросил Джо. — Не мог ли он ошибиться? — Такой поворот дел мог запросто его прикончить. Джо интуитивно это чувствовал. Это был бы конец всему. Всему и всем. Просто зная теперь о существовании второго храма и видя его, он чувствовал жало смерти; сердце опять надолго сковало льдом. Джо растерянно водил фонарем вправо — влево. Словно пытаясь — безуспешно — найти выход.

— Теперь ты понимаешь, — проговорила Мали, — почему я так хотела вернуться наверх.

— Я с тобой, — бросил Джо. Он больше не желал оставаться здесь. Как и Мали, он тосковал по свету, по надводному миру. В том мире не было ничего такого… и не должно быть. Он не для этого предназначен… — Поплыли, — сказал Джо и устремился вверх, с каждой секундой удаляясь от мрачной холодной бездны с ее жуткими обитателями. — Дай мне руку. — Он обернулся к Мали и…

И тут, в свете фонаря, он увидел керамический сосуд.

— В чем дело? — тревожно спросила Мали, когда Джо остановился.

— Мне придется вернуться, — сказал он.

— Джо, не позволяй тянуть себя вниз! Это та страшная штука, она действует на тебя. Поднимайся! — Она высвободила руку и, энергично работая ластами, рванулась наверх. Она как будто отбивалась ногами от какой — то липкой субстанции, которая затягивала ее обратно в трясину.

— Поднимайся одна, — буркнул Джо. Он вновь погружался в глубину, стараясь не упустить из виду сосуд и нацелив на него луч фонаря. Вокруг сосуда пророс коралл, но его поверхность была почти полностью открыта. «Как будто меня здесь что — то поджидает, — подумал Джо, — и надеется завладеть мною, приманив самым верным способом».

Мали, помедлив наверху, с неохотой погрузилась, поравнявшись с ним.

— Что… — хотела спросить она и ахнула, тоже увидев находку Джо.

— Это спиральный кратер, — объяснил Джо. — Очень большой. — Он уже мог различить оттенки эмали; они словно двигались навстречу взору. Цвета, способные приковать его к этому месту лучше любого каната, сильнее водорослей или щупалец спрута. Джо стремился к нему — ближе, еще ближе.

— И что ты можешь о нем сказать? — спросила Мали.

Он почти прикоснулся к сосуду; руки Джо как бы сами собою тянулись вниз, стремясь обхватить его.

— Это не терракота, — проговорил Джо, сдерживая дыхание. — Он обжигался при температуре ниже пятисот по Цельсию. Даже, возможно, при двухстах пятидесяти. Сильное осте — кленение на глазури и под нею… — Он прикоснулся к сосуду, осторожно потянул его, но коралл крепко держал сосуд. — Это керамика, — определил он. — Не фарфор: он не просвечивает. Судя по белизне глазури, в ней примесь оксида олова. Так что это, видимо, майолика. Так называемая оловянная эмаль. Как на дельфийских жертвенниках. — Он поскоблил пальцем поверхность сосуда. — По ощущению это похоже на технику граффито, с оловянной глазурью. Видишь? Рисунок нанесен через порез, обнажая внутренний телесный цвет. Да, это спиральный кратер, но с тем же успехом мы можем найти здесь псиктры и амфоры, стоит только снять скопления кораллов и посмотреть, что внизу.

— Это хороший сосуд? — спросила Мали. — По мне, он кажется необыкновенным; наверное, он невероятно красив. Но как твое мнение специалиста?..

— Он превосходен, — просто ответил Джо. — Красная глазурь, очевидно, получена из восстановленной меди, прошедшей через углекислотную атмосферу печи. Еще — закись железа; видишь черный цвет? А желтый наверняка из олова; оно дает великолепный желтый цвет.