Сила. Сила бытия и противостоящий ей мир небытия — что предпочтительнее? Сила всякий раз выдыхается в конце пути, и это, должно быть, означает, что она больше не нужна. Сила — бытие — вещь временная. А мир — небытие — вечен, он существовал до его рождения и пребудет после его смерти. Период усилия, лежащий в промежутке, — всего лишь эпизод, недолгое напряжение взятых напрокат мышц — тела, которому суждено вернуться… к истинному владельцу.

Не повстречай Джо Глиммунга, подобные мысли никогда бы не проклюнулись сквозь вялую корку его полусонного, отупевшего мозга. Но в Глиммунге Джо увидел вечную, самообновляющуюся силу. Глиммунг, как звезда, горел собственным светом, ни у кого ничего не выпрашивая. Он и прекрасен, как звезда. Он — гладь озера, цветущее поле, безлюдная вечерняя улица, над которой угасает закат. Закат угаснет, сумерки перельются во тьму, но Глиммунг по — прежнему будет сиять, как бы очищая своим светом всех и все вокруг. Он — свет, проникающий в душу, в те закоулки души, что тронуты тленом. И светом своим он выжигает червоточины гнили и разложения, здесь и там, этих немых свидетелей невостребованной жизни.

Джо сидел в зале космопорта, в неудобном пластиковом кресле, и вслушивался в гул ракетных двигателей. Повернув голову, он увидел сквозь огромное окно стартующий ЛБ–4. Здание космопорта содрогнулось. Спустя несколько секунд корабль исчез.

«Передо мною тишина непролазной топи, — думал Джо, — и зловещие, хищные звуки гигантских машин разрывают эту тишину…»

Он встал и прошел через зал ожидания к будке Исповедальной Службы. Бросив монетку в прорезь, он наугад набрал шифр. Стрелка указателя остановилась на Дзен.

— Скажи, что мучит тебя. — Голос учителя — старца был исполнен сострадания и покоя. Он говорил так, будто не существовало земной суеты и забот, будто не было самого времени.

— Мне страшно, — сказал Джо. — Семь месяцев я маялся от безделья, а теперь вот нашел работу. Но она может и вовсе выключить меня из жизни в Солнечной системе. А вдруг я не справлюсь? Вдруг я за это время растерял все способности?

— Ты и работал, и не работал, — донесся плавный, невесомый голос старца, — а самое трудное занятие — это не работать.

«Это все, что мне может сказать Дзен», — понял Джо, и прежде чем старец продолжил свою мысль, он уже перешел на Протестантство.

— Без работы, — тон пастора был более суровым и решительным, — человек ничего не значит. Он просто перестает существовать.

Джо сразу же переключился на Католичество.

— Господь и любовь Господня да приимут тебя, — зазвучал далекий умиротворяющий голос падре. — Ты невредим в деснице Его. Он тебя никогда…

Джо включил Ислам.

— Убей врага своего, — прорычал мулла.

— Да нет у меня врагов, — покачал головой Джо. — Кроме собственных усталости и страха.

— Это и есть твои враги, — гнул свое магометанин. — Ты должен объявить им джихад; должен доказать себе, что ты настоящий человек, воин, способный дать отпор. — Мулла разошелся не на шутку.

Джо попробовал Иудаизм.

— Возьми миску супа из марсианских червей… — сладко запел рабби, но у Джо кончились монеты. Без денег не бывает исповеди, и голос из автомата угас — или, может быть, заснул. Кто их разберет, этих роботов…

«Суп из червей, — повторил Джо. — Самый крутой деликатес.^ Что ж, наверное, рабби прав, сейчас лучше всего сходить перекусить».

В ресторане космопорта он едва успел присесть на табурет и взять меню, как к нему обратился сосед:

— Не хотите ли сигарету?

— Господь с вами! Нельзя же курить в помещении — особенно здесь… — Джо повернулся к собеседнику и застыл на полуслове. Он понял, с кем говорит. Рядом с ним, в человеческом обличье, сидел Глиммунг.

— Простите, у меня и в мыслях не было вас пугать, — . успокоил Глиммунг разволновавшегося Джо. — Ваша работы превосходны, я вам об этом уже говорил. Я взял вас именно потому, что считаю вас лучшим керамистом на Земле; об этом я тоже говорил. Служитель культа был прав: вам надо поесть, чтобы немного прийти в себя. Я сейчас что — нибудь закажу. — Глиммунг кивнул роботу — разносчику, одновременно раскуривая сигарету.

— Разве они не видят, что вы курите? — изумился Джо.

— Нет. — Глиммунг огляделся по сторонам. — Робот даже не замечает моего присутствия. — Он повернулся к Джо. — Заказывайте сами, что пожелаете.

Проглотив полную миску супа из червей и выпив кофе (как и полагалось по закону, кофе не содержал кофеина), Джо заметил:

— Боюсь, вы не понимаете, что со мной творится. Для такого, как вы…

— Для какого, как я? — переспросил Глиммунг.

— Ну, вы же знаете… — смутился Джо.

— Ни одно из живых существ себя не знает, — заявил строго Глиммунг. — Вы не знаете себя, вы не имеете ни малейшего понятия о главных своих способностях. Знаете, что для вас будет означать Подъем? То, что было скрыто в глубине вашего естества, то, что дремало в состоянии эмбриона, — все это будет реализовано. Кто причастен к Подъему, кто вовлечен в этот процесс, со всех планет, разбросанных по Галактике, — все смогут быть. Ведь вас никогда не было, Джо Фернрайт. Вы только влачили существование. Быть — значит свершать. И мы совершим великое дело, Джо Фернрайт. — Голос Глиммунга зазвенел, как сталь.

— Вы пришли рассеять мои сомнения? — обиженно проскрипел Джо. — Именно для этого вы здесь появились? Убедиться, что я не передумал и не сбежал в последний момент?

Джо, разумеется, понимал, что городит абсолютную чушь. Вот уж важная птица нашлась! Именно из — за него, Джо Ферн — райта, Глиммунг, разрываясь между пятнадцатью мирами, тратит свое драгоценное время, несется на окраину Галактики подбадривать какого — то жалкого горшечника из города Кливленд. Бред чистой воды! Еще один самообман! У Глиммунга без Ферн — райта хватает забот, и куда более важных…

— Это как раз и есть «важная забота», — ответил Глиммунг, прочитав мысли Джо.

— Почему?

— Потому что нет забот второстепенных. Как нет второстепенной жизни. Жизнь насекомого или паука так же значима, как ваша, а ваша — так же, как моя. Жизнь есть жизнь. Вы хотели бы прожить столько же, сколько я? Однако провели семь месяцев в адском состоянии, день за днем ожидая, пока наконец случится то, что вы считаете везением… Вот так же ждет и паук. Представьте себе паука, Джо Фернрайт. Он соткал паутину, сделал маленькое укрытие и сидит в нем. В его лапках нити, ведущие во все концы паутины. Как только в ловушку угодит пища, он получит сигнал. Для паука это вопрос жизни и смерти. И вот он ждет. Проходит день. Два. Неделя. Он все ждет: а что ему остается, кроме как ждать? Он словно нищий рыбак, закинувший удочку в ночную мглу… может, что — то появится, и он будет жить. Или же ничего не придет. Однажды он впадает в отчаяние: «Все. Добычи не будет. Поздно». И действительно, уже поздно. Он так и умирает в ожидании.

— Но я таки дождался, — буркнул уязвленный Джо.

— Да. Я пришел.

— Вы взяли… — Джо осекся. — Вы подобрали меня из жалости?

— Ничего подобного, — сказал Глиммунг. — Подъем потребует великого таланта. Многих талантов, знания многих ремесел, огромного количества искусных мастеров. Вы взяли с собой тот фрагмент?

Джо вынул из кармана куртки осколок божественного творения и поставил его на столик, рядом с миской из — под супа.

— Их тысячи, — продолжил Глиммунг. — У вас, как я полагаю, в запасе еще сотня лет. Но это