После томительной паузы Марша появилась в дверях. Она надела просторную пелерину и джинсы, а волосы, в попытке хоть как — то прикрыть их безобразие, собрала в узел под красной косынкой. Косметикой она пренебрегла — в теперешнем положении это было бы глупо.

— Я готова, — грустно сказала она.

Гамильтон припарковал «плимут» Макфифа на госпитальной автостоянке. Когда все вышли и направились к подъезду, Билл Лоуз спросил:

— Значит, ключ ко всему — вояка Артур Сильвестр?

— Артур Сильвестр — сам мир вокруг нас, — ответил Джек. — А ключ ко всему — сон, который видели ты и Марша. И много еще другого. Вот ты, например, волочишь ноги. А бедную Маршу изувечили самым мерзким образом. Потом идиотский кодекс бахаитов. Нелепая модель Вселенной… У меня такое ощущение, будто я изучил Артура Сильвестра как внешне, так и с изнанки. В основном — с изнанки.

— Ты уверен?

— Все мы угодили под жуткий луч в «Мегатроне». В течение этого времени работало только одно сознание, одна система логических связей для всех. Это — внутренний мир Сильвестра, ни на секунду не терявшего память.

— Тогда, — сделал вывод рассудительный Лоуз, — мы на самом деле находимся не здесь…

— Да, физически мы по — прежнему валяемся в развороченном «Мегатроне». Но в плане ментальном — мы здесь. Избыточная энергия луча превратила бесплотную начинку черепушки Сильвестра в некое подобие Вселенной. Мы теперь полностью подвластны логике безумца, измыслившего еще в тридцатых годах в Чикаго нелепый религиозный культ. Мы пойманы в его бредовой реальности, мы все — лишь смутные тени его невежественного и фанатичного сознания. Мы — в голове у этого человека.

Гамильтон жестом показал вокруг:

— Этот пейзаж… рельеф… это его мозговые извилины, так сказать. Холмы и долины рассудка Артура Сильвестра.

— О Господи!.. — прошептала мисс Рейсе. — Мы в его власти! Он хочет уничтожить нас…

— Сомневаюсь, понимает ли он сам, что произошло. Горькая ирония происходящего. Сильвестр, вероятно, чувствует себя вполне нормально в чокнутом мире, не находя ничего странного и необычного. Да и может ли быть иначе? В болотце таких фантазий он прожил всю жизнь.

Они переступили порог госпиталя. Вокруг — ни души. Лишь слышен несущийся из динамиков надсадный рев Тетраграмматона.

— Я чуть не забыл об этом, — признался Гамильтон. — Будем осторожны!

В справочном столе персонал тоже отсутствовал. Очевидно, все собрались на проповедь. Обратившись к справочному автомату, Джек вызвал на табло номер палаты Артура Сильвестра. Через минуту они поднимались в лифте.

Дверь в палату Сильвестра была нараспашку. В кресле сидел тощий, похожий на жердь старик. Он не отрывал взгляд от телеэкрана. Рядом расположились миссис Эдит Притчет и ее сынок Дэвид. Миссис Притчет беспокойно ерзала. При виде посетителей она издала вздох облегчения. Сам Сильвестр не шелохнулся. С непреклонностью фанатика он слушал и лицезрел своего бога, целиком погрузившись в воинственные завывания гремящей проповеди.

Сильвестра явно не смущало прямое обращение к нему Создателя. Так, обычная воскресная процедура. Старый вояка сейчас потреблял еженедельную порцию духовной пищи.

Раздраженный Дэвид подошел к Гамильтону.

— Что это за чертовщина? — сердито спросил он, показывая на экран. — Этого нельзя вынести!

Его мать сидела, деликатно покусывая очищенное яблоко. На лице дамочки отражалась разве что досада на слишком громкий звук.

— Трудно прямо вот так с ходу объяснить, — заметил парнишке Джек. — Вы, вероятно, раньше не встречались со Вседержителем.

Обтянутый бесцветной кожей череп Сильвестра повернулся в сторону вошедших. Колючие серые глазки остановились на Гамильтоне:

— Прекратить разговоры!

От интонации этого голоса Джека пробрал озноб. Старик, не говоря больше ни слова, отвернулся к телевизору.

Они крепко увязли в мире старого маразматика. Впервые с момента аварии Джек ощутил неподдельный страх.

— Я думаю… — уголком рта пробормотал Лоуз, — эту речугу нам всем придется послушать.

Похоже, Лоуз прав. Интересно, сколько положено длиться проповеди, каков на этот счет Его обычай?

Минут через десять иссякло терпение миссис Притчет. Со стоном отчаяния она поднялась и прошла к дальней стене комнаты, где сгрудились все, кроме старика.

— Боже милостивый! — пожаловалась она. — Я всегда терпеть не могла крикливых евангелистов. Но такого за всю жизнь не слыхала.

— Скоро он скиснет, — забавляясь, пообещал Джек. — Он тоже ведь не железный.

— В госпитале все торчат у телевизоров, — надула губы миссис Притчет. — Это вредно отразится на мальчике. Я всегда старалась воспитывать в нем рациональное отношение к миру. А это место явно ему не подходит.

— Разумеется, все это не для него, — согласился Джек.

— Мой сын должен получить хорошее образование, — доверительно и в то же время чопорно поведала миссис Притчет. При этом поля ее широченной шляпы тряслись, как крылья у курицы — наседки, почуявшей коршуна. — Я хочу, чтоб он узнал величайших классиков, испытал все красоты жизни. Отца его звали Элфрид Притчет. Это он осуществил замечательный рифмованный перевод «Илиады». Я считаю, что и в жизни обычного человека искусство должно занимать не последнее место. Вы согласны?.. Жизнь юноши от этого станет богаче и содержательней.

Миссис Притчет оказалась почти столь же несносной, как и Тетраграмматон.

Мисс Рейсе простонала, повернувшись спиной к экрану:

— Я больше не могу!.. Этот скверный старикашка с его бре — дятиной…

Лицо ее нервно задергалось.

— Хочется схватить что потяжелее и запустить ему в голову!

— Мэм, — промямлил ей Лоуз. — Этот старый хрен вам устроит такую жисть, как вам и не снилось. Хоть вы што угодно делайте!..

Миссис Притчет жадно вслушивалась в акцент Лоуза.

— Региональные говоры так ласкают слух! — нежно проворковала она. — Откуда вы родом, мистер Лоуз?

— Из Клинтона, штат Огайо, — ответил безо всякого акцента Лоуз. Реакция миссис Притчет оказалась для него неожиданной. Он бросил в ее сторону яростный взгляд.

— Клинтон! Огайо! — не замечая красноречивых взоров, повторила в бессмысленном восторге миссис Притчет. — Я там бьиа проездом! В Клинтоне очень милый оперный театр, не правда ли?

И она принялась перечислять свои любимые оперы.

— Вот это женщина! — обернулся Гамильтон к Марше. — Такая и глазом не моргнет, если даже весь мир провалится в тартарары.

Говорил Джек негромко. Но именно в этот момент закончилась гремящая проповедь. Гнев и ярость отбушевали на экране, комната мгновенно погрузилась в тишину. Джек смутился. Ведь его последняя фраза явственно прозвучала в наступившей тишине.

Сильвестр медленно повернул свою голову на тонкой индюшачьей шее.

— Прошу прощения?.. — прошипел ледяной голос. — Вы хотели что — то сказать?

— Совершенно верно. — Отступать Джеку было некуда. — Я хочу поговорить с вами, Сильвестр. Нас семеро, кому хочется взять одну кость… А вы держите ее другой конец!

Телевизор в углу показывал стайку ангелов, распевающих популярные шлягеры. Лица у всех напоминали чистые листы писчей бумаги. Ангелы блаженно раскачивались в такт, придавая скорбным литаниям несколько джазовый оттенок.