В гостиной Джек плюхнулся на диван и принялся терпеливо ждать. Наконец из темной спальни донеслись звуки осторожных шагов. К выходу приближался неуклюжий силуэт.
Игла острой жалости пронзила Джека. Бедняжка!.. Ей ведь непонятно случившееся!
Толстая, приземистая фигура смотрела на него с порога. Несмотря на предупреждение, Джека потрясло увиденное. Сходства с Маршей у фигуры почти никакого. Неужели это раздувшееся чудовище — его жена?!.
Слезы текли по ее шершавым щекам.
— Что… что мне делать? — прошептала она. Вскочив с дивана, Джек подбежал к жене.
— Это долго не продлится, уверяю тебя! Подобное произошло не только с тобой. Лоуз еле волочит ноги… И говорит с негритянским акцентом.
— Какое мне дело до Лоуза! Ты лучше на меня посмотри!
Происшедшие перемены могли впечатлить кого угодно. Прежде шелковистые каштановые волосы теперь висели тусклой паклей; кожа стала серой и угреватой. Тело невероятно расплылось вширь. Огрубели и распухли руки; ногти расслоились и почернели. А ноги превратились в две белые колонны, пораженные плоскостопием и обросшие мерзкой волосней. Одета Марша тоже весьма странно: свитер грубой вязки, заляпанная юбка из твида, теннисные туфли… с торчащими грязными носками.
Гамильтон оглядел жену со всех сторон.
— Что ж, выходит, я абсолютно прав.
— Это Бог, наверно:..
— К Богу это не имеет никакого отношения. Скорее — наоборот. Имеется тут некий ветеран войн по имени Артур Сильвестр. Спятивший солдафон, уверовавший фанатично в свои шизоидные религиозные заморочки. А люди вроде тебя для него опасные радикалы. У старика весьма конкретное представление насчет того, как должен выглядеть радикал. Особенно молодая, радикально мыслящая дама вроде тебя.
Грубое лицо Марши исказилось болью.
— Я выгляжу как… как отрицательный герой мультфильма.
— Ты выглядишь так, как воображает себе Сильвестр. Он также думает, что негры непрерывно шаркают подошвами. Так что нам, я думаю, несладко придется… Если мы не выберемся из мира идиотских фантазий Артура Сильвестра как можно скорее, то нам конец.
Глава 8
Воскресным утром Джека разбудил шум и грохот, царившие в доме. Сразу припомнилось загадочное предсказание Лоуза о каком — то недобром событии, ожидавшем их в начале Божьего дня.
Из гостиной неслись рев и скрежет. Гамильтон очертя голову бросился туда и обнаружил, что телевизор непонятно как включился и экран не только ожил, а, похоже, взбесился. Картина представляла собой сумбурную круговерть красных, синих и пурпурных пятен. Из динамиков шел девятый вал убийственного рева — наверное, такие звуки должны нестись прямо из адских пределов.
Постепенно до Джека дошло, что это скорее всего воскресная проповедь самого Тетраграмматона.
Выключив телевизор, он прошлепал обратно в спальню. Несчастная Марша свернулась в кровати бесформенной грудой, уклоняясь от солнечного света, бившего в окно.
— Пора вставать, — сказал ей Джек. — Разве ты не слышишь, как Всевышний вопит в гостиной?
— О чем? — недовольно пробормотала Марша.
— Да ничего особенного. Покайтесь — или будете вечно прокляты. Декламация для улицы.
— Не смотри на меня! — взмолилась Марша. — Отвернись, пока я одеваюсь. Господи, какая я теперь уродина!
В гостиной снова на полную мощность включился телевизор. Никто не пытался больше прерывать эту вселенскую ругань. Стараясь не слушать и не слышать, Джек ушел в ванную и занялся бесконечным умыванием и бритьем.
Когда он вернулся в спальню и стал одеваться, у входа раздался звонок.
— Они уже здесь, — напомнил Джек Марше.
Жена, отчаянно пытаясь привести в порядок волосы, простонала:
— Не могу их видеть. Пусть они уйдут.
— Милая, — решительно сказал Джек, шнуруя ботинки, — если ты хочешь вернуть свой настоящий облик…
— Вы дома аль нет? — раздался голос Билла Лоуза. — А, понял, щас дверь толкну…
Гамильтон поспешил в гостиную. Там уже топтался Лоуз. Руки его болтались как плети, глазные яблоки вылезли из орбит, колени полусогнуты. Он комично дернулся навстречу Гамильтону.
— Видок у тя в порядке, — заметил он Джеку. — Глянь — ка, миня доконало… Этот ваш долбанутый мир миня в хлам раздолбал.
— Ты специально так болтаешь? — строго спросил его Джек, не зная, забавляться или злиться.
— Спе… сьяльно?.. — Негр остолбенело уставился на Джека. — Чаво изволите, масса Гамильтон?
— Либо ты полностью в руках у Сильвестра, либо ты самый большой циник, какого я знаю.
Глаза Лоуза неожиданно сверкнули.
— В руках у Сильвестра? Что ты имеешь в виду? — Акцент его исчез. — А я — то думал, что это само Его Непреходящее Величество.
— Значит, акцент — только игра? У Лоуза в глазах блеснула усмешка.
— Я сильнее, чем он, Гамильтон… Он здорово давит, чистое наваждение, но в счете веду я.
Он заметил Маршу:
— Кто это? Джек смутился:
— Моя жена. Напасть ее просто одолела.
— Господи Иисусе, — прошептал Лоуз. — Что будем делать?
Звонок в двери вновь вывел резкую трель. Марша с громким рыданием бросилась в спальню. Теперь появилась мисс Рейсе. Строгая, уверенная, она прошагала в гостиную; на ней был серый деловой костюм, туфли на низком каблуке и очки в роговой оправе.
— Доброе утро! — возгласила она быстрым стаккато. — Мистер Лоуз мне сообщил…
Вдруг она удивленно оглянулась на телевизор:
— У вас тоже?
— Конечно. Он всем жару задает. Мисс Рейсе явно испытала обегчение.
— А я подумала, что он меня одну избрал.
В приоткрытую дверь неожиданно вполз, скрючившись от боли, Макфиф.
— Всем привет, — пробормотал он. Еще более вздувшаяся щека была забинтована. Шея обернута белой повязкой, концы которой засунуты под ворот рубашки. Осторожно ступая через гостиную, Чарли подошел к Гамильтону.
— По — прежнему плохо?.. — сочувственно спросил его Джек.
— По — прежнему, — печально опустил голову Макфиф.
— Итак, в чем дело? — повысила голос мисс Рейсе. — Мистер Лоуз сказал, что вы собираетесь нам нечто сообщить. Что — то об этом странном, все еще продолжающемся заговоре…
— Заговоре? — переспросил с беспокойством Джек. — Вряд ли подобное слово здесь уместно.
— Согласна! — с жаром поддержала его мисс Рейсе. — Обстоятельства далеко превосходят рамки обычного заговора.
Гамильтон не стал спорить. Подойдя к спальне, где заперлась Марша, он нетерпеливо постучал:
— Выходи, дорогая. Пора ехать в госпиталь.
