апельсины и яблоки, которыми собирался бомбардировать противника.

Неожиданно мисс Рейсе разразилась истеричным хохотом:

— Мы одолели его! Мы победили! Победи — и — ли!

Джек пришел в себя, проморгался и, отыскав взглядом жену, обнял ставшую прежней Маршу.

— Любимый! — прошептала она, и слезы засверкали в ее глазах. — Все в порядке, правда? С этим покончено!

Нежные пряди ее каштановых волос упали Джеку на лицо. Губами он ощутил восхитительную кожу Марши. И тело — стройное, легкое и гибкое тело жены — вновь стало таким, каким Джек его всегда знал. Исчезли уродливые одежды. Опять на Марше изящные блузка и юбка. В порыве облегчения и благодарности она пылко обняла мужа.

Лоуз наконец поднялся на ноги и проговорил:

— Старый сукин сын теперь, конечно, сравнялся с нами! Один глаз у Лоуза заплыл и не открывался; одежда висела клочьями.

— Славно вырубили старого ублюдка. Теперь, слава Богу, он точно без сознания.

— Мы победили! — радостно подвывала мисс Рейсе. — Мы вырвались из его заговора!

Со всех концов госпиталя к ним спешили врачи. И в основном чтоб заняться Артуром Сильвестром. Старик, с жалкой гримасой на лице, сумел снова водвориться в свое кресло перед телевизором.

— Благодарю, благодарю… — бормотал он. — Со мной все в порядке… Наверно, головокружение…

Начал потихоньку оживать и Макфиф. Не веря своему счастью, он ощупывал шею и щеки — болячки исчезли. С победным воплем Чарли сорвал бинты и повязки.

— Все прошло — о! — кричал он. — Слава Богу, все прошло!

— Рано еще Бога благодарить, — сухо напомнил ему Гамильтон. — Цыплят по осени считают!

— Что здесь произошло? — потребовал объяснений какой — то доктор.

— Потасовочка вышла. — Лоуз иронически показал на рассыпавшуюся коробку шоколадных конфет. — Насчет того, кому достанется последняя конфетка со сливочной начинкой.

— Все в порядке, кроме одной вещи, — в глубокой задумчивости произнес Джек. — Вероятно, это чисто технический вопрос…

— Ты о чем? — спросила Марша, снова прижавшись к мужу.

— Ты помнишь свой сон? Разве мы не лежим по — прежнему в «Мегатроне»? Разве мы физически не подвешены в определенной точке времени?

— Проклятье! — пробормотала Марша. — Верно!.. Но мы же вернулись, мы невредимы!

— По всей видимости, да… И это, в конце концов, важней всего…

Джек ощутил тепло ее вздрагивающего тела. Вот уж что воистину является Божьим благословением — эта нежность, эта восхитительно — беззащитная хрупкость.

— Ведь теперь ты опять такая же, как прежде…

Джек осекся на полуслове. Да, он обнимал свою жену, хрупкую, милую Маршу… Пожалуй, слишком хрупкую.

— Марша, — стараясь не выдать своего волнения, проговорил Джек, — что — то не так!..

— Не так? — Марша напряглась. — Что ты имеешь в виду?

— Сними одежду! — Он нетерпеливо дернул за «молнию» у нее на юбке. — Ну, быстрей!..

Растерянная Марша отпрянула в сторону.

— Здесь?! Но, милый, здесь столько народу!..

— Давай, говорю тебе! — рявкнул Джек командным тоном. Марша непослушными пальцами стала расстегивать блузку.

Освободившись от нее, она швырнула ее на койку и нагнулась, чтобы снять юбку. В некоем подобии транса присутствующие наблюдали, как она переступила через упавшее на пол белье и встала, обнаженная, посреди комнаты.

Вот это да! У молодой женщины напрочь отсутствовали всякие половые признаки.

— Взгляни на себя! — сурово приказал Джек. — Ради Бога, взгляни! Неужто ты не чувствуешь?..

Изумленная Марша опустила голову. Ее прелестные груди прекратили свое существование. Тело стало, как у подростка, чуть угловатым, гладким, как с целомудренной картинки.

Худенькая, лишенная всякой растительности, Марша могла с тем же успехом сойти за мальчика. Только вот и мальчиком — то, строго говоря, она не являлась. Теперь Марша превратилась в «оно» — ни женщина, ни мальчик. Так, средний род.

— Не понимаю!.. — испуганно пролепетала Марша.

— Мы еще не вернулись, — хмуро сказал Гамильтон. — Это не наш мир.

— Но ведь ангелы… — подала голос мисс Рейсе. — Они пропали!

Потрогав щеку, Макфиф тоже пробасил:

— И мой зуб в порядке!

— Да, это уже не мир Сильвестра! — бросил ему Джек. — А чей — то другой. Какой — то третьей стороны. Боже мой! Что, если мы так и не найдем пути назад?!

С мучительной гримасой на лице он спросил обступивших его людей:

— Сколько осталось еще миров? Сколько еще раз нам надо это пережить?

Разбросанные во все стороны, будто щепки, среди искореженной арматуры и кусков расколотого бетона лежали восемь человеческих тел. Дымились останки той платформы, на которой недавно люди стояли.

Медленно и осторожно, подобно улиткам, спасатели спускались в «Мегатрон». Вскоре они доберутся до распростертых тел, магнит будет выключен, а жуткий луч протонов прекратит существование.

Ворочаясь в постели, Гамильтон так и сяк анализировал эту картину, дотошно обмусоливая каждый фрагмент. Когда Джек расставался со сновидением, картину закрывала дымка. Но стоило ему вновь погрузиться в беспокойный сон, как сцены оживали опять — отчетливые, ясные.

На соседней койке вздыхала и ворочалась жена. Восемь человек в городе Белмонте не находили покоя, то впадая в сон, то пробуждаясь, снова и снова наблюдая очертания «Мегатро — на», а внизу, на треснувшем от удара полу, — распростертые, смятые фигуры.

Стремясь постигнуть смысл происшедшего, не упустить ни единой детали, Гамильтон скрупулезно, дюйм за дюймом, изучал эту сцену.

Прежде всего, конечно, — он сам, его собственное тело. Он приземлился последним. Удар был жестоким. Джек растянулся безжизненно, раскинув руки. Одна нога согнута под туловищем. Кроме слабого дыхания, больше никаких признаков жизни. Боже, если бы он мог отсюда, из другой реальности, как — то расшевелить самого себя, докричаться, вырвать из мрака беспамятства. Но это невозможно.

Выброшенным на берег кашалотом лежал неподалеку Мак — фиф. Одутловатое лицо хранило выражение возмущенного удивления. Одна рука по — прежнему вытянута в попытке ухватиться за несуществующий поручень. Струйка крови стекала по щеке. Он ранен, в этом нет сомнения. Дыхание тяжелое и неровное.

За Макфифом лежала мисс Джоан Рейсе. Наполовину засыпанная бетонной крошкой, она задыхалась, руки и ноги ее конвульсивно дергались в попытках разгрести придавившую ее тяжесть. Очки у нее разбиты, одежда порвана, над виском выросла уродливая опухоль.

Марша тоже рядом. При виде ее безжизненного тела сердце Гамильтона сжимала жестокая боль. Подобно остальным, ее нельзя поднять. Она без сознания. Руки заломлены, колени подтянуты почти к подбородку, голова вывернута набок, обожженные волосы рассыпались в беспорядке по плечам. Губы едва шевелятся при вдохе и выдохе; больше не видно ни малейшего движения. Одежда ее тлела; медленно, неумолимо вдоль силуэта двигались мелкие вспышки. Облако едкого дыма висело над ней, мешая разглядеть ее ноги. Одна туфля сорвана полностью и валяется в ярде от Марши.