Миссис Притчет напоминала просто холмик пульсирующей плоти, карикатурная в своем цветастом аляповатом платье, от которого теперь остались обгорелые лохмотья. Ее фантастическая шляпа измочалена. Кошелек раскрыт, а его содержимое рассыпано вокруг.

Под обломками находился Дэвид Притчет. Один раз мальчик застонал. В другой — пошевелился. Металлическая панель придавила ему грудь, не давая подняться. К нему сейчас продвигалась нерасторопная медицинская бригада. Что им мешало двигаться быстрей? Джеку хотелось орать, ругаться… почему они не торопятся? Четверо суток пролетело!

Но, к сожалению, в том реальном мире прошло всего лишь несколько страшных секунд.

Среди обрывков экранирующей решетки лежал и негр — гид Билл Лоуз. Его долговязое тело вздрагивало; широко открытыми, подернутыми пеленой глазами он бессмысленно таращился на дымящуюся кучу органической материи. Эта куча являла собой тощий остов Артура Сильвестра. Старик потерял сознание — боль от сломанного позвоночника изгнала из вояки последние проблески сознания. Сильвестр ранен серьезнее других.

Они все еще лежали там, все восемь. Покалеченные и обожженные. Страшная картина. Но Гамильтон, ворочаясь на комфортабельном ложе, отдал бы все на свете, чтоб оказаться там опять: вернуться в «Мегатрон» и расшевелить своего неодушевленного физического двойника. Тогда бы он вызволил истинного «Джека» из жуткого, бесконечного лабиринта, куда тот так нелепо угодил.

Во всех мыслимых мирах понедельник — всегда понедельник. В восемь тридцать утра Гамильтон сидел в пригородном поезде, развернув на коленях свежий номер «Сан — Франциско кроникл» и держа путь к Агентству по развитию электроники. Если, конечно, такая компания существовала. Пока утверждать что — то наверняка невозможно.

Вокруг курили, читали комиксы и обсуждали спортивные новости добропорядочные граждане. Сгорбившись на сиденье, Гамильтон мрачно наблюдал за копошащейся массой. Неужели все эти люди не подозревали, что являются всего — навсего извращенной выдумкой чьей — то прожженной башки? По — видимому, нет. Они благополучно занимались привычными делами, не сознавая того, что любая грань их существования управляется чужой волей.

Нетрудно опознать обладателя этой воли. Вероятно, уже семеро из восьми участников группы пришли к одному и тому же выводу. Догадалась даже Марша. За завтраком жена взглянула на Джека торжественно и заявила:

— Миссис Притчет, вот кто! Я думала об этом всю ночь. И теперь абсолютно уверена!

— Почему абсолютно? — ехидно поинтересовался Джек.

— Потому что она единственный человек, кто может во все это верить! — Она провела ладонью по своим плоским формам. — Ведь это та самая пуританская чушь, которую она способна навязать всем и каждому.

Если у Джека оставались еще какие — то сомнения, то они рассеялись на выезде из Белмонта при виде мимолетного зрелища в вагонном окне. У какого — то склада стояла телега, груженная ржавыми частями автомобильных кузовов. На лошади, запряженной в телегу, были одеты штаны.

— Сан — Франциско, Южный Сектор! — объявил кондуктор, появляясь в конце качающегося вагона. Сунув газету в карман, Гамильтон присоединился к выходящим. Через минуту он уже вышагивал к искристо — белым зданиям агентства. По крайней мере, хоть компания существовала… Это уже неплохо. Суеверно скрестив два пальца правой руки, Джек выпалил горячую молитву. Пусть его работа также окажется неотъемлемой частью этой действительности.

Доктор Гай Тиллингфорд встретил Джека в своем ближнем к выходу кабинете.

— Светлая ранняя пташка, — просиял он, протягивая руку. — В добрый час!

С чувством громадного облегчения Джек снял пальто. Агентство существовало. Тиллингфорд — даже в этом искаженном мире — опять принял Джека на работу. В конце концов, что — то ведь должно уцелеть при переходе через катаклизм.

— Чертовски мило с вашей стороны предоставить мне свободный день, — оставаясь настороже, заметил Гамильтон, пока Тиллингфорд провожал его по коридору к лабораториям. — Весьма признателен…

— Ну, и каковы достижения? — спросил его Тиллингфорд. А это уже острый момент! В мире Сильвестра Тиллингфорд отправил Джека к пророку Второго Бааба. Маловероятно, чтоб эта идея перекочевала сюда… точнее, об этом не могло быть и речи. Надеясь потянуть время, Гамильтон сказал:

— Неплохо, с учетом обстоятельств. Конечно, немного не в моем стиле.

— Трудно было разыскать это место?

— Ничуть.

Гамильтон вспотел, лихорадочно размышляя, что он мог натворить в этом мире.

— Ну… — начал он. — С вашей стороны все чертовски мило. Первый день — и такой приятный подарок.

— Не стоит об этом. Скажи мне одну только вещь. — Тил — лингфорд на мгновение задержался в дверях. — Кто победил?

— П — победил?

— Твой участник отхватил, конечно, приз? — Добродушно осклабившись, Тиллингфорд хлопнул Джека по спине. — Держу пари, что так и было. У тебя все на лице написано.

В коридоре появилась внушительная фигура директора по кадрам, с толстым портфелем под мышкой.

— Ну, как он проявил себя? — спросил кадровик, противно причмокивая губами. С видом посвященного в тайну, он тронул Джека за руку: — Может, что — нибудь нам покажете?.. Ленточку? Жетон?

— Не признается, — поведал ему Тиллингфорд. — Эрни, давайте сделаем сообщение в служебном бюллетене. По — моему, персонал заинтересуется…

— Вы совершенно правы, — согласился директор по кадрам. — Я беру на заметку.

Гамильтона он спросил:

— Как, вы сказали, зовут вашего кота?

— Что?.. — пошатнулся Джек.

— В пятницу, помнится, вы как — то его назвали. Но, убей меня Бог, не вспомню. Важно не переврать имя в бюллетене.

В новой Вселенной Джек получил свободный от работы день, чтобы сводить Прыг — Балду для участия в конкурсном шоу.

Гамильтон не сдержался и издал беззвучный внутренний стон. Мир миссис Притчет, в некотором смысле, мог стать еще большим испытанием, чем маразм Артура Сильвестра.

Собрав все необходимые данные о конкурсе котов и кошек, директор по кадрам поспешил дать делу ход, оставив Джека лицом к лицу с новым боссом. Откладывать дальше выяснение кое — каких обстоятельств смысла не имело. Гамильтон решил закусить удила и ринуться напролом.

— Доктор, — проговорил он с мрачной решительностью, — я должен сделать признание. В пятницу я так был взволнован своей предстоящей работой у вас, что… — Он просительно улыбнулся. — Откровенно говоря, я ничего не помню из нашей беседы. Все осталось каким — то смутным пятном…

— Понимаю, мой мальчик, — с отеческой улыбкой ответствовал Тиллингфорд. — Не беспокойся. Обсудим все по порядку. Я полагаю, что ты пришел к нам надолго.

— По правде говоря, — с открытым забралом пошел вперед — Гамильтон, — я даже не помню, в чем состоит моя работа… Ну разве не смешно?

Вдвоем они вволю посмеялись над этим.

— Это весьма забавно, мой мальчик! — признал в конце концов Тиллингфорд, вытирая выступившие слезы. — А я — то думал, в мои годы меня уже нечем удивить.

— Может, вы… — Джек старался, чтоб его голос звучал непринужденно. — Может, кратенькую вводную, пока есть время?

— Ну, что ж, — вздохнул Тиллингфорд. Его веселье уступило место серьезному, даже этакому торжественному выражению. В глазах появилась некая отрешенность человека, зрящего дальше прочих. —