несколько сумбурный, эклектичный, он поражал наслоениями вековых изменений в стиле, своей мощью и грандиозностью. Войдя внутрь, мы попали на довольно пышное англиканское венчание и с интересом его наблюдали. Внутри собора не было икон и росписей. Это соответствовало англиканскому обряду. Мы поднялись на колокольню и увидели, как звонарь, находившийся внизу, раскачивал веревкой колокола, прыгая, будто на качелях, совсем как это делалось в средние века. Затем нам показали еще одну достопримечательность Или — дом Кромвеля, жившего там до революции и бывшего еще сборщиком королевских налогов. Об этом свидетельствовала мемориальная доска на фасаде дома.

Часа в четыре пополудни мы приехали в Кембридж. Нас разместили в студенческом общежитии Королевского колледжа, в отдельных комнатах-квартирках, без всякой роскоши, но удобных. В тот же день вечером мы присутствовали на торжественном открытии съезда Ассоциации. Лорд-мэр города, шериф графства, ректор Кембриджского университета и прочее университетское начальство — все были в средневековых мантиях и белых париках. Речи же говорились самые современные: о науке, о преподавании. Вечером состоялся торжественный прием у лорда-мэра. Мы пробыли в Кембридже четыре дня — вполне достаточно, чтобы вдоль и поперек исходить этот небольшой, очаровательный городок, тихий, уютный, наполненный, с одной стороны, средневековой стариной, с другой — последними новостями науки. Дальнейшие заседания велись по секциям, и, так как исторической секции там не оказалось, а на социологической и экономической, куда меня откомандировали, выступать мне было сложно, я не очень утруждала себя сидением на заседаниях. Поприсутствовав там часа два, я одна или с кем-то из наших бродила по городу.

Наиболее интересной показалась мне его университетская часть — несколько центральных улиц, где располагались многочисленные университетские колледжи в старинных зданиях XIII–XVI веков. Они стояли вперемежку с многочисленными, часто не менее древними соборами. С прекрасными фасадами колледжей, выходившими на улицу, соперничали так называемые «backs», их тыльные стороны, выходившие к узкой и тихой речке Кэм. Они представляли собой площадки, на которых асфальтированные дорожки обегали зеленые газоны разной формы, где сидели и лежали студенты (их было мало, потому что еще не кончились каникулы). Далее «backs» спускались к реке. Эту часть пространства заполняли луга с высокой травой и пестрыми цветами, придававшими мирному пейзажу несказанную красоту, рождали ощущение мира и покоя. Казалось, все здесь создано для спокойных занятий наукой и учения.

Обеденное время и все вечера мы неизменно проводили на приемах и в официальных холлах ректора, деканов колледжей или на так называемых «parties», которые происходили в огромных палатках, раскинутых прямо на лужайках внутри колледжей. Так как все мы ходили со значками, указывавшими наши фамилии и страну, ко всем членам делегации проявлялся особый интерес: ведь в то время русские бывали в Англии редко, в них видели монстров. Вместе с тем отношения между нашими странами были более или менее сносными, и находилось много желающих с нами пообщаться. Я немного говорила по-английски, и мне удалось побеседовать с разными людьми. К сожалению, из кембриджских профессоров-историков мне не пришлось никого повидать, потому что они еще не вернулись с каникул. Зато я много общалась с приезжими из Шотландии, Уэльса и других мест. Все они проявляли живейший интерес к нашей стране, системе образования в школе и вузах, к быту и искусству. Я, как и все «наши за границей» в то время, была зажата, боялась много говорить, но все же старалась выглядеть как можно более приветливой и дружелюбной. Что касается моих собеседников, то они сразу же разрушали привычный для нас стереотип замкнутых, важных и малоэмоциональных англичан. Напротив, они были приветливы, любезны, живо реагировали на все, охотно шутили и смеялись, почти всегда были дружелюбными, терпимыми, избегали споров.

В Кембридже мы побывали во многих соборах, в основном готических; в замечательной библиотеке университета, весьма богатой новейшей литературой, но оформленной в средневековом духе, с фолиантами, прикованными цепями к столам; посетили курсы английского языка для иностранцев. Главным распорядителем всей жизни нашего колледжа был плотный, седой человек с обветренным, красивым лицом — дворецкий. В последний день нашего пребывания в Кембридже наш гид-переводчик передала нам его приглашение посетить хранилище серебра, принадлежавшего колледжу. И мы, пять человек, проникли в эту святая святых. Увиденная нами сокровищница была полна серебряных шедевров — посуды разных эпох, некогда дарованной колледжу. Наш хозяин показывал нам все это любовно, рассказывая историю каждого экспоната, и за каждым вставали живые лики людей далекого прошлого. Мы любовались этими произведениями искусства, но интереснее всего оказался сам рассказчик.

Всю войну провоевавший летчиком бомбардировочной авиации, бомбивший германскую территорию, восхищавшийся успехами нашей армии, ненавидевший фашизм, вернувшись с фронта, он демобилизовался в чине полковника и избрал самую мирную профессию — дворецкого в этом колледже. С тех пор он и исполнял эту должность с любовью и вниманием ко всем тем, с кем имел дело. Меня поразил тогда факт столь легкой смены престижной профессии на самую заурядную (завхоза по нашей терминологии) и особенно та искренняя любовь, с которой он ее исполнял.

На следующее утро мы расстались с гостеприимным Кембриджем и автобусом поехали в Шотландию, в Глазго. Дорога была интересная. Снова пленяла мирная, какая-то округлая красота английского пейзажа, пока на горизонте не замелькали холмы предгорной Шотландии. После Кембриджа трудовой Глазго казался большим и мрачным, черным от въевшейся в стены домов копоти. В нем не было особых исторических достопримечательностей, кроме великолепного готического собора XIII века, тоже мрачноватого и черного. (Посетили мы, правда, очень хорошую, хотя и небольшую картинную галерею, где было много работ итальянских и нидерландских мастеров). Зато состоялись необычайно теплые встречи. Шотландское отделение Общества дружбы с СССР, в которое входили в основном рабочие, приняло нас как долгожданных друзей: вечером в день нашего приезда они устроили встречу по-домашнему со скромным угощеньем и выступлением шотландского народного ансамбля в национальных костюмах с неизменными шотландскими волынками и танцами. Отчасти эта теплая встреча подспудно носила антианглийский характер: шотландцы, до сих пор не любящие англичан, добивающиеся автономии, зная прохладное отношение последних к СССР, старались таким образом по возможности возместить этот недостаток теплоты. Вечер прошел весело, а наутро мы на автобусе поехали с западного на восточное побережье страны в древнюю столицу Шотландии Эдинбург.

Это была очень интересная поездка. Мы ехали по равнине, но слева от нее на небольшом расстоянии подымались высокие, мрачные горы, суровые и таинственные. По дороге мы заехали в старинный замок Литлроу, где родилась Мария Стюарт. Замок стоял без крыши, с выбитыми стеклами, но в основном сохранился. Видны были его планировка, расположение жилых помещений, толстые кирпичные стены с бойницами. Все казалось лишь недавно брошенным. В Эдинбург мы попали вечером. Еще на подъезде к городу, на высокой горе мы увидели подсвеченный прожекторами знаменитый Эдинбургский замок. Окруженный тройным кольцом стен, он был заложен еще в X веке, но неоднократно перестраивался и достраивался вплоть до начала XIV века. Распаковавшись в гостинице, мы пошли гулять по городу, оказавшемуся необычайно красивым. Основная его застройка относится к XVI–XVIII векам, но есть и отдельные, более древние строения. Город — весь серо-белый (мрамор и серый камень). Главная его улица застроена великолепными мраморными дворцами в стиле ампир. Они как бы возвышаются над старым городом, где теснятся дома XVI века. Над ними с другой стороны нависает королевский дворец Холируд, где и развивалась последующая трагическая история Марии Стюарт. А еще выше на холме высится громада уже упоминавшегося мною замка. Мы вернулись домой поздно, предвкушая интересные экскурсии следующего дня.

С утра в автобусе мы объехали город. Побывали в Холируде, в цитадели, в прекрасной картинной галерее, где я впервые увидела потрясшую меня картину Дали «Распятый Христос», в замечательном ботаническом саду. При поездке по городу поразило обилие памятников всем великим шотландцам и многим мне неизвестным лицам. В этом обилии памятников тоже проявилось национальное сознание небольшого народа. Умытый дождем Эдинбург сверкал огнями и снова пленял своей уравновешенной красотой. Наутро мы самолетом вылетели в Лондон, где остановились в прежней гостинице.

Последние четыре дня в столице Великобритании были богаты впечатлениями. Мы побывали в Вестминстер-холле — старинном месте заседаний парламента, в Тауэре, в помещении Палаты лордов и Палаты общин, в великолепном соборе Св. Павла, в Британском музее и его библиотеке, видели Ламбетский дворец лондонского епископа, побывали на Трафальгарской площади, на Пиккадили, в узких улочках