— Дорогие наши пациенты, к нам пожаловал командующий фронтом генерал армии Константин Константинович Рокоссовский… — Остановив мягким жестом руки обращение к нам начальника госпиталя, Рокоссовский поздоровался с нами:

— Здравствуйте, дорогие воины!

Не очень стройно мы ответили на его приветствие. Некоторые даже попытались встать, посчитав, что в госпитале при появлении командующего фронтом нельзя сидеть или лежать.

Командующий фронтом обратился к нам:

— Друзья мои, сидите или лежите, как кому удобно, здесь госпиталь, и тянуться передо мной не надо. Я вот решил посмотреть как здесь вас лечат, как кормят. Я ограничен во времени для беседы с вами, поэтому прошу вас, не стесняясь и ни кого не боясь, скажите мне свои жалобы, и предложения. Ну, вот вы, например, товарищ воин, с прекрасными гвардейскими усами, — обратился к усатому раненому. Тот представился:

— Младший лейтенант Сергеев. Жалоб у меня нет, думаю, что и остальные раненые нашей палаты жалоб не имеют. Лечат нас нормально, кормят неплохо. Вот только чего недостает для полного комфорта, так это кроватей. Но ведь мы же не в санатории находимся, а в госпитале, в период тяжелой войны. Тем более, что за воину мы привыкли обходиться без них. А на мягких матрацах, с чистым постельным бельем и под теплыми одеялами, нам и на полу лежать хорошо.

— Спасибо, товарищ младший лейтенант. Еще кто и что хочет сказать, не стесняйтесь, говорите, — обратился к нам Рокоссовский.

Все молчали.

— И так, вопросов и предложений больше нет? — спросил еще раз командующий.

— Есть! — вдруг выкрикнул лежащий в самом углу палаты уже немолодой солдат.

— Я вас слушаю, говорите, — попросил его Рокоссовский.

— Все у нас здесь хорошо, только вот курево очень плохое, — доложил раненый.

— Я знаю, что проблема с табачными изделиями в нашей стране сейчас гораздо большая, чем с хлебом, мылом, или с боеприпасами. Я попрошу интендантов, чтобы они для раненых в госпиталях сделали исключение, снабжали более качественным табаком, — ответил командующий.

Или по собственной инициативе, или по незамеченному нами намеку Рокоссовского, его адъютант подошел к раненому, поднявшему «табачный вопрос», извлек из кармана пачку «Беломора» оставил для себя несколько папирос, остальные, оставшиеся в пачке, протянул солдату со словами:

— Все что могу, братец. А вот просьбу вашу я записал, так что она до интендантов дойдет. — Все мы одобрительно заулыбались, услышав слова обещаний, произнесенные адъютантом.

— Какие еще есть вопросы ко мне, прошу, — обратился к нам командующий. Раненый, представившийся замполитом роты, начал издалека:

— Товарищ командующий фронтом, после победы под Сталинградом появилась надежда гнать врага без остановки с советской земли… — Мягко остановив его, Рокоссовский добавил к сказанному замполитом:

— Не только изгнать, но и окончательно разгромить его в собственном логове, помочь европейским странам избавиться от фашистского ига. — Извинившись за короткую встречу, Рокоссовский пожелал нам скорейшего выздоровления и попрощавшись с нами, направился к выходу, подав знак начальнице госпиталя первой выйти из палаты. Эту мужскую элегантность Рокоссовского заметили многие из нас, но один раненый озорно улыбаясь, и высоко подняв большой палец правой руки, намекнул этим, что командующий фронтом умеет ухаживать за дамами. А Рокоссовский, заметив это, засмеялся, и шутливо погрозил смельчаку указательным пальцем тоже правой рукой.

Через некоторое время после встречи с Рокоссовским в палату зашла старшая медсестра. Один из раненых обратился к ней:

— Не пойму, старшая сестрица, как могло случиться, что перед приездом в госпиталь командующего фронтом, у вас не было заметно подготовки к его прибытию, даже в палату нашу не сообщили, что он посетит нас.

Она ответила:

— Все очень просто объясняется. О прибытии командующего мы не знали. Он прибыл без предупреждения. Появившись, сразу сообщил, что желает встретиться с ранеными самой большой палаты. И начальник госпиталя доложила, что самая большая палата, на сорок человек, находится рядом, — в институтском спортзале. Он тогда предложил:

— Уважаемая товарищ начальник госпиталя, не будем терять время. Ведите нас в эту самую большую палату, так как посетить все палаты госпиталя у меня нет времени. Улыбнувшись, продолжил: — Как говорят, вперед шагом марш, а я и мои сопровождающие следуем за вами. — Вот так это было, а сейчас, после посещения вашей палаты, он пожелал посмотреть кухню и столовую госпиталя. Туда они все и отправились.

Мы еще долго находились под впечатлением встречи с Рокоссовским. Оказалось, что раньше никто из нас так близко его не видел. Но все мы были наслышаны о его высоких человеческих качествах, образованности и простоте обращения на равных с рядовыми воинами и офицерами. И все это подтвердилось в его общении с нами.

Ну, а о его способностях командовать войсками всем нам было хорошо известно: в гражданской войне он восемнадцатилетним командовал кавалерийским эскадроном, а потом и полком. После гражданской войны и до Великой Отечественной, успешно командовал полком, бригадой, дивизией, корпусом. Великую Отечественную войну начал командиром механизированного корпуса, затем командующим 16-й армии. После этого ему доверялось командование Брянским и Донским фронтами И вот сейчас он — командующий Центральным фронтом. Ему 47 лет.

В апреле 1943 года часть раненых из Курска неожиданно переправили в Елец Орловской области. В тот день о нашей отправке мы узнали уже вечером. На крытых грузовиках, приспособленных для перевозки раненых, нас доставили на железнодорожную станцию Курск, на запасных путях которой нас ожидал санитарный поезд, состоявший из десятка тоже приспособленных для этих целей товарных и двух пассажирских вагонов.

В вагоне нас уже ожидали медсестра и санитарка, обе в военной форме, выглядывавшей из-под белоснежных халатов. Они помогали нам подниматься в вагон и размещали в нем нас.

Здесь мы сразу почувствовали специфический резкий запах — последствия недавней дезинфекции. На двухэтажных нарах для нас были подготовлены набитые соломой матрацы и подушки, одеяла, простыни и полотенца. В вагоне разместилось около трех с половиной десятков раненых. Для медсестры и санитарки отведен угол, отгороженный двумя плащ-палатками.

Разместив нас, медсестра провела перекличку, держа в руках наши истории болезни, переданные госпиталем. После этого объявила, что наши вещевые мешки с обмундированием и личными вещами находятся в грузовом вагоне, в Ельце они будут переданы в госпиталь.

В ту ночь поезд продвигался очень медленно. Часто останавливался, иногда на несколько часов. Надо отдать должное железнодорожникам той военной поры, прежде всего машинистам, за их умение водить поезда почти вслепую, при крайне слабом освещении путей.

Частые и длительные остановки поезда были не только для пропуска встречных эшелонов и поездов. В течение ночи мы несколько раз слышали, как вражеские самолеты, курсирующие по железнодорожной линии, сбрасывали, видимо наугад, фугасные и зажигательные авиабомбы.

На одной из вынужденных остановок к нам в вагон поднялась дежурный врач нашего санитарного поезда, чтобы выяснить, не нуждается ли кто из раненых во врачебной помощи.

Кто-то из раненых спросил:

— Доктор, почему мы так долго стоим?

Она ответила: