приверженцами были люди богатые и образованные. Антиохийская церковь после одного года своего существования имела достаточно денежных средств, чтобы быть в состоянии делиться ими с иерусалимскими бедняками; а быстрое увеличение церковных богатств, о котором уже было упомянуто ранее, было бы невозможно, если бы первые последователи христианского учения принадлежали большею частью к разряду людей невежественных и незнатных. Гностики, которые, хотя и были еретики, все-таки были христиане, принадлежали, как все в том соглашаются, большею частью к высшим сословиям. Указанный Гиббоном факт, что многие замечательные люди не покидали язычества, доказывает только, как велика сила случайной или привычной привязанности к мнениям, которые были приняты с ранних лет. - Издат).
201) Докт. Ларднер собрал и объяснил в первом и втором томах своего сочинения «О еврейских и христианских свидетельствах» все отзывы Плиния Младшего, Тацита, Галена, Марка Антонина и, может быть, Эпиктета (так как подлежит сомнению, имел ли этот философ в виду христиан). О новой секте вовсе не упоминают ни Сенека, ни Плиний Старший, ни Плутарх.
(Императоры Адриан, Антонин и др. с удивлением читали апологии, с которыми обращались к ним Юстин Мученик, Аристид, Мелитон и другие с целью защитить свою веру. (См. Иерон. ad Mag. и Орозия, кн. 8, гл. 13, стр. 488). Евсевий положительно говорит, что Аполлоний Мученик в весьма изящной речи защищал дело христиан в присутствии сената. «Cum judex multis еит precibus obsecrasset petiissetque ab ilk) uti coram senatu rationem fidei suae redderet, elegantissima oratione pro defensione fidei pronuntiata, etc. Vers, lat Евсевия, кн. V, гл. 21, стр. 154.
- Гизо). (При тщательном рассмотрении латинского или подлинного греческого текста становится сомнительно, была ли эта речь произнесена перед сенатом или перед судом. Последнее кажется более правдоподобным и помогло бы нам устранить некоторые сомнения и затруднения. Никого не должно удивлять то, что Апологии так мало настаивали на чудесах, как на доказательствах истины христианской веры, так как в то время противники христианства приписывали все подобные дела магии, а уверенность в ее силе была так велика, что Апулей был выну>кден защищаться перед судом от обвинения в том, что он прибегнул к этому искусству для того, чтобы приобрести расположение одной богатой вдовы. Все самые древние защитники христианства настаивают на том, что оно осуществило и пророчества и мечты философов. Ту апологию, которую император Адриан получил от Аристида, Иероним называет «contextum philosophorum sententiis». Гиббон ценит христианство слишком низко, а древнюю философию слишком высоко, а потому и не может составить себе верного понятия об их взаимном влиянии и взаимодействии. - Издат)
20Э) Если бы кто-нибудь сослался, говоря с кем-нибудь из римских философов, на знаменитое предсказание о семидесяти неделях, разве этот философ не возразил бы словами Цицерона: «Quae tandem ista auguratio est annorum potius quam aut mensium aut dierum?» (De Divinatione, II, 30). Заметьте, с каким неуважением Лукиан (in Alexandro, гл. 13) и его друг Цельс ар. Orjgen, кн. 7, стр. 327) выражаются о еврейских пророках.
204^ Философы, осмеявшие самые древние предсказания сивилл, без труда вывели бы наружу еврейские и христианские подделки, которые цитировались с таким торжеством отцами церкви начиная с Юстина Мученика и кончая Лактанцием. После того как изречения сивилл исполнили свое назначение, они. подобно системе тысячелетнего царствования, были спокойно отложены в сторону. Христианская сивилла неудачно назначила падение Рима на 195 (948 от основ. Рима) год.
ДО) Отцы церкви в том боевом порядке, в котором их выстроил Дом-Кал мет (Рассуждения о Библии, ч. 3, стр. 295-308), по-видимому, покрывают мраком всю землю, в чем им подражает большинство новейших писателей.
206) Ориген (ad Matt, гл. 27) и немногие из новейших критиков, как-то Беза, Ле-Клерк, Ларднер и др., стараются оградить ее пределами Иудеи.
207* Теперь уже благоразумно отложено в сторону знаменитое место у Флего-на. Когда Тертуллиан уверяет язычников, что об этом чуде упомянуто in arcanis (а не archivis) vestrrs (см. его Аполонию, гл. 21). он, вероятно, намекает на изречения сивилл, которые упоминают о нем словами Евангелия
^ Сенека, Quaest Natur, кн. 1,15; VI, Wl 17. Плик, Hist Natur„ кн. 2.
(Некоторые ученые богословы утверждают, что в этом месте текст Св. Писания был неправильно истолкован и что возникшее отсюда заблуждение вовлекло трудолюбивых комментаторов в такие труды, от которых Ориген старался всеми силами их избавить. Они говорят, что слова skotos egeneto (Матф„ гл. 27, V, 45) означают не затмение или необыкновенный и совершенный мрак, а всякое ослабление светя производимое в* атмосфере облаками или чем-либо другим. Такое ослабление солнечного света, случающееся очень редко в Палестине, где в половине апреля небо обыкновенно бывает ясно, считалось бы и иудеями и христианами за важное событие, которого они привыкли бояться считая его за предзнаменование какого-нибудь несчастия (Amos. гл. 8. V. 9-10). Слово часто употребляется современными писателями именно в этом смысле. В Апокалипсисе (гл. 9, V, 2), когда речь идет о мраке, причиненном дымом и пылью, употребляется выражение eskotiosS о ftios (солнце скрылось). В переводе семидесяти толковников еврейское слово ophal соответствует греческому слову skotos и означает всякого рода темноту; евангелисты, натурально, придали ему такой же широкий смысл, так как они сообразовали свои выражения с выражениями семидесяти толковников. Такое помрачение небес обыкновенно предшествует землетрясениям (Св. Матф„ гл. 27, V, 51). Языческие писатели представляют нам множество таких случаев, которым придавали в то время значение чудесного. (См. Овид. кн. 2, V, 33; кн. 15, V, 785; Плиний, Hist Nat, кн. 2, гл. 30). Ветштейн собрал все случаи в своем издании Нового Завета, т. 1 стр. 537. Лютому нет никакого основания удивляться молчанию языческих писателей о таком явлении, которое не распространялось далее Иерусалима и которое могло быть совершенно согласно с законами природы, хотя бы и христиане и иудеи должны были видеть в нем предзнаменование какой-нибудь беды. См. Михаэлиса Примечания к Новому Завету, ч. 1. стр. 290; Павл, Комментарий к Новому Завету, ч. 3 стр. 762. - Гизо). (Взвешивая выражения перевода, мы легко вовлекаемся в заблуждение, если не имеем в руках оригинала. Мы на каждом шагу чувствуем, как был бы нам нужен текст Евангелия Св. Матфея на еврейском языке. - Издат)
21(* Плии, Hist Natural 1.30.
2U) Вергилий. Георг, кн. 466. Тибулл ка 1. Элег. 5, стих 75. Овид. Metamorph., XV, 782. Лукан, PharsaL 1.540. Последний из этих поэтов относит это удивительное происшествие к эпохе, предшествовавшей междоусобной войне.
212* См. публичное послание Марка Антония в Antiqu. Иосифа. XIV, 12. Плутарх, in Caesar, стр. 471. Аппиан, ВеН. Civil, кн. 4. Дион Кассий, кн. 45, стр. 431. Юлий 06-секвенс, гл. 128. Его маленький трактат есть извлечение из чудесных событий Ливия
ГЛАВА XVI Образ действий римского правительства по отношению к христианам с царствования Нерона до царствования Константина
Если мы серьезно взвевим чистоту христианской религии, святость ее нравственных правил и безупречный и суровый образ жизни большинства тех, кто в первые века нашей эры уверовал в Евангелие, то будет естественно предположить, что даже неверующие должны были относиться с должным уважением к столь благотворному учению, что ученые н образованные люди должны были ценить добродетели новой секты, как бы ни казались им смешны чудеса, и что должностные лица, вместо того, чтобы преследовать, должны были поддерживать такой класс людей, который оказывал законам самое беспрекословное повиновение, хотя и уклонялся от деятельного участия в заботах военных и административных. Если же, с другой стороны, мы припоминаем, как всеобщая религиозная терпимость политеизма неизменно поддерживалась и убеждениями народа, и неверием философов, и политикой римского сената и императоров, нам становится трудно понять, какое новое преступление совершили христиане, какая новая обида могла раздражить кроткое равнодушие древних и какие новые мотивы могли заставить римских монархов, всегда равнодушно относившихся к множеству религиозных форм, спокойно существовавших под их кроткой державой, подвергать строгим наказаниям тех из их поданных, которые приняли форму верещаний и культа, хотя и странную, но безобидную.
Религиозная политика древнего мира точно будто приняла характер суровости и нетерпимости для того, чтобы воспротивиться распространению христианства. Почти через восемьдесят лет после смерти Христа