разрешения -пользоваться большею частно привилегий христианина, прежде нежели он принял на себя какие-либо обязанности этого звания. Вместо того, чтоб выходить из собрания верующих, когда голос диакона приглашал всех посторонних удалиться, он молился вместе с верующими, входил в споры с епископами, говорил проповеди на самые возвышенные и самые запутанные богословские темы, исполнял священные обряды кануна Светлого Воскресения и публично признавал себя не только участником в христианских мистериях, но в некоторой мере даже их священнослужителем и первосвященником64). Гордость Константина, быть может, требовала чрезвычайных отличий, на которые ему давали право оказанные им христианской церкви услуги; неуместная взыскательность могла бы совершенно уничтожить еще не совсем созревшие плоды его обращения в христианство, а если бы врата церкви были плотно заперты перед монархом, покинувшим алтари богов, то повелитель империи остался бы без всякой формы религиозного культа. Во время своего последнего пребывания в Риме он из благочестия отверг и оскорбил суеверие своих предков, отказавшись идти по главе военной процессии всаднического сословия и публично принести мольбы Юпитеру Капитолийскому65). За много лет до своего крещения и своей смерти Константин объявил во всеобщее сведение, что никогда никто не увидит ни его особы, ни его изображения внутри стен языческого храма; вместе с тем он приказывал раздавать в провинциях различные медали и портреты, на которых император был изображен в смиренной и умоляющей позе христианского благочестия66).
Нелегко объяснить или оправдать то чувство гордости в Константине, которое побуждало его отказываться от привилегий оглашенного; но отлагательство крещения легко объясняется древними церковными .принципами и обычаями. Таинство крещения67) обыкновенно совершалось самими епископами и состоявшим при них духовенством в епархиальной кафедральной церкви в течение пятидесяти дней, которые отделяют торжественное празднование Пасхи от Троицына дня, и в этот священный промежуток времени церковь принимала в свое лоно значительно число детей и взрослых. Осмотрительные родители нередко откладывали крещение своих детей до той поры, коща они будут в состоянии понимать принимаемые на себя обязательства; строгость древних епископов требовала от новообращенных двух- или трехлетней подготовки и сами оглашенные, по различным мирским или духовным мотивам, редко спешили усваивать характер людей, вполне посвященных в христианство. Таинство крещения, как полагали, вело к полному и безусловному очищению от грехов; оно мгновенно возвращало человеческой душе ее первобытную чистоту и давало ей право ожидать вечного спасения. Между последователями христианства было немало таких, которые находили неблагоразумным спешить совершением спасительного обряда, который не мог повторяться, находили неблагоразумным лишать себя неоцененного права, которое уже никогда не могло быть восстановлено. Откладывая свое крещение, они могли удовлетворять свои страсти в мирских наслаждениях, а между тем в их собственных руках всегда было верное и легкое средство получить отпущение всех своих грехов6*). Высокое евангельское учение произвело гораздо более слабое впечатление на сердце Константина, нежели на его ум. Он стремился к главной цели своего честолюбия темными и кровавыми путями войны и политики, а после победы стал неумеренно злоупотреблять своим могуществом.
Вместо того чтоб выказать свое бесспорное превосходство над недостигшим совершенства героизмом и над ми рекою философией Траяна и Антонинов, Константин в своих зрелых летах не поддержал той репутации, какую приобрел в своей молодости. По мере того как он преуспевал в познаний истины, он отклонялся от правил добродетели, и в том самом году своего царствования, когда он созвал собор в Никее, он запятнал себя казнью или, вернее, убийством своего старшего сына. Одного этого сопоставления годов достаточно, чтоб опровергнуть невежественные н злонамеренные намеки Зо-сима69>, который утверждает, что будто после смерти Криспа угрызения совести заставляя его отца принять от служителей христианской церкви то очищение от греха, которого он тщетно просил у языческих первосвященников. Во время смерти Криспа император уже не мог долее колебаться в выборе религии; в то время он уже не мог не знать, что церковь обладает верным средством очищения, хотя он и предпочитал отложить употребление этого средства до тех пор, пока приближение смерти не устранит соблазнов и опасности новых грехопадений. Епископы, которые были призваны во дворец в Никомедии во время его последней болезни, были вполне удовлетворены рвением, с которым он пожелал принять и принял таинство крещения, торжественным заявлением, что остальная его жизнь будет достойна последователя Христа, и его смиренным отказом носить императорскую багряницу после того, как он облекся в белое одеяние новообращенного. Пример и репутация Константина, по-видимому, поддерживали обыкновение отлагать крещение705 и внушали царствовавшим после него тиранам убеждение, что невинная кровь, которую они будут проливать в течение продолжительного царствования, будет мгновенно смыта с них водами возрождения; таким образом, злоупотребление религией опасным образом подкапывало основы нравственности и добродетели.
Признательность церкви превознесла добродетели и извинила слабости великодушного покровителя, вознесшего христианство до господства над римским миром, а греки, празднующие день святого императора, редко произносят имя Константина без придаточного титула «Равноапостольного»71). Если бы такое сравнение было намеком на характер этих божественных проповедников, то его следовало бы приписать сумасбродству нечестивой лести. Но если сравнение ограничивается размером и числом их евангелических побед, то успехи Константина, быть может, могут равняться с успехами самих апостолов. Своюш эдиктами о терпимости он устранил мирские невыгоды, до той поры замедлявшие успехи христианства, а деятельные и многочисленные проповедники нового учения получили неограниченное дозволение и великодушное поощрение распространять спасительные истины откровения при помощи всех тех аргументов, какие могут влиять на ум или на благочестие человеческого рода. Точно равновесие между двумя религиями поддерживалось лишь один момент, так как проницательный глаз честолюбия и корыстолюбия тотчас заметил, что исповедование христианской веры может доставлял» выгоды и в настоящей жизни точно так же, как и в будущей72). Надежды ftгтв и почестей, пример итератора, его увещевания, его непреодолимая ласковая улыбка распространяли веру в вмпк учение среди продажной и раболепной толпы, обыкновенно наполняющей дворцовые апартаменты. Города, выказывавшие свое торопливое усердие добровольным разрушением своих храмов, получали в отличие от других муниципальные привилегии и награждались приятными для их населения подарками, а новая столица востока гордилась тем странным преимуществом, что она никогда не была осквернена поклонением идолам73). Так как низшие классы общества обыкновенно подражают высшим, то обращение в христианство людей, отличавшихся или знатностью происхождения, или влиянием, или богатством, увлекало за собою толпы, жившие в зависимости74). Вечное спасение простого народа, должно быть, достигалось довольно легко, если правда, что в течение одного года в Риме крестились двенадцать тысяч мужчин, кроме соответствующего числа женщин и детей, и что император обещал белое одеяние с двадцатью золотыми монетами всякому, кто обратится в христианство75). Могущественное влияние Константина не ограничилось узкими пределами его жизни и его владений. Воспитание, которое он дал своим сыновьям и племянникам, обеспечивало для империи целое поколение монархов, вера которых была еще более пылка и искренна, так как они с раннего детства впитывали в себя дух или по меньшей мере учение христианства. Войны и торговля распространили знание Евангелия за пределы римских провинций, а варвары, сначала относившиеся с пренебрежением к смиренной и гонимой секте, скоро научились уважать религию, которая была принята самым могущественным монархом и самой образованной нацией земного шара76). Готы и германцы, служившие под знаменем Рима, стали чтить крест, блестевший во главе легионов, и вместе с тем стали поучать своих свирепых соотечественников вере и человеколюбию. Короли Иберии и Армении поклонялись богу своего покровителя, а их подданные, неизменно сохранявшие название христиан, скоро вступили в священную и неразрывную связь со своими римскими единоверцами. Персидские христиане давали в военное время повод подозревать, что они предпочитают свою религию своему отечеству, но коща обе империи были в мире между собой, свойственная магам наклонность к религиозным преследованиям с успехом сдерживалась вмешательством Константина77). Лучи Евангелия осветили берега Индии. Еврейские колонии, проникшие в Аравию и Эфиопию78), препятствовали распространению там христианства; но труды миссионеров в некоторой мере облегчались предварительным знакомством с откровением Моисея, и Абиссиния до сих пор чтит память Фруменция, который посвятил, во времена Константина, всю свою жизнь на обращение в христианство населения этих