— Надеюсь, вы поймете мои затруднения, — обратился он к мистеру Тодхантеру негромко и уверенно. — Возможно, некоторые из моих вопросов вызовут у вас волнение. В таком случае прошу вас сразу заявить об этом, чтобы суд принял надлежащие меры.

Мистер Тодхантер слегка поклонился.

 — Прошу прощения за... хлопоты, доставленные суду, — пробормотал он, начиная волноваться.

Он посмотрел на своего оппонента и мысленно поклялся не поддаться ни на одну из его уловок. Мистер Тодхантер уже давно понял, что наступает кульминация процесса.

 — Я буду максимально краток, — пообещал мистер Бэрнс и, словно в поисках вдохновения, возвел глаза к потолку. — С позволения суда я постарался объединить множество вопросов в одно целое... Предположим, вы никогда не стреляли в эту женщину: вы нашли ее уже мертвой, но из сочувствия к семье Фарроуэй решили взять на себя ответственность за это преступление, зная, что, каким бы ни был приговор, вы вряд ли доживете до его исполнения...

Мистер Тодхантер попытался возразить, его лицо приобрело страшный бледно-зеленый оттенок, ладонь прижалась к груди, и он повалился вперед. Весь зал ахнул и невольно подался к нему.

Мистер Тодхантер не умер на свидетельской трибуне.

Через минуту-другую он оправился и недовольно отмахнулся от встревоженных попыток помочь ему. Тем не менее судья объявил перерыв на полчаса, и громко протестующего мистера Тодхантера вынесли из зала два рослых полицейских, за которыми, нетерпеливо приплясывая, спешил его врач, посещавший все заседания.

 — На этот раз вы выжили чудом, — откровенно заявил врач, осматривая мистера Тодхантера в просторной пустой комнате здания суда, предназначенной для неизвестных целей. — Что вас так встревожило?

Распростертый вопреки собственной воле на жестком столе, со свернутым пальто врача под головой, мистер Тодхантер слабо усмехнулся.

 — Этого я и боялся с самого начала. Видите ли, я могу доказать, что намеревался убить эту женщину, если подобные намерения вообще доказуемы, и уж конечно могу убедить суд, что побывал у нее тем вечером. Но я не знаю, чем можно доказать, что именно я произвел убивший ее выстрел. Этого не знает ни старина Приттибой, ни Читтервик, ни Фуллер — никто! Я свалял дурака, выбросив пулю, но теперь уже ничего не поделаешь. Вы же видели, как одним-единственным вопросом этот ловкач разрушил все, что так старательно создавал Приттибой! Боюсь, присяжные болваны дрогнут и усомнятся в моей виновности. А если этого и не произойдет, полиция воспользуется случаем и заменит Палмеру казнь пожизненным заключением. Чертовски досадно!

 — Да, да, только успокойтесь. Ума не приложу, зачем вам вообще понадобилось ввязываться в это сомнительное дело, — заворчал врач. — Вы же всегда были образцом порядочности, Тодхантер. Подумайте только, сколько хлопот вы мне доставили!

 — Вы считаете, у меня есть время думать о вас? — огрызнулся мистер Тодхантер.

 — Конечно, и о многих других — тоже, — согласился врач, пряча улыбку. Более послушного и податливого пациента у него еще никогда не было. На любые психологические стимулы мистер Тодхантер реагировал живее, чем другие пациенты — на стимулирующие препараты.

К концу перерыва по-прежнему протестующего мистера Тодхантера внесли в зал. Он чувствовал себя лучше, чем прежде, и с облегчением думал о том, что худшее уже позади. Мистер Бэрнс принес извинения за причиненные подсудимому неудобства. Мистер Тодхантер вежливо ответил, что ничего страшного не произошло. Судья осведомился, в состоянии ли мистер Тодхантер отвечать на вопросы. Мистер Тодхантер не только был в состоянии отвечать, но и сам рвался в бой.

Мистер Бэрнс снова уставился в потолок.

 — Вы так и не ответили на мой первый вопрос, мистер Тодхантер. Может быть, попробуете еще раз?

 — Разумеется, — резким тоном подтвердил мистер Тодхантер. — На все сделанные вами предположения я могу ответить только, что они беспочвенны.

 — Вы отрицаете их?

 — Они ошибочны.

 — И тем не менее они, если так можно выразиться, взволновали вас?

 — Да.

 — Не могли бы вы объяснить почему? — полюбопытствовал мистер Бэрнс, разглядывая потолок со столь явным интересом, словно он обнаружил балку, в любую минуту грозящую рухнуть на чью-нибудь высокопоставленную голову.

 — Охотно воспользуюсь случаем, — выпалил мистер Тодхантер, — чтобы сразу развеять все недоразумения. Все дело в том, что я могу лишь утверждать, что именно я убил мисс Норвуд, но не в состоянии доказать, что именно мой палец нажал курок — умышленно или непреднамеренно. И мне досадно думать о том, что этой ничтожной лазейкой могут воспользоваться те, кто допустил ошибку и теперь, чтобы сохранить лицо, держат в тюрьме невиновного!

Зал ахнул. Поистине отвага — признать ошибку и попытаться обратить ее в свою пользу. Сэр Эрнест заметно забеспокоился. Порой присяжные преклонялись перед отвагой, но еще чаще не делали этого. На лице судьи были написаны сомнения, словно он размышлял, не слишком ли много берет на себя подсудимый. Только мистер Бэрнс по-прежнему живо интересовался состоянием потолка.

 — Почему же вы не обратились в полицию и не сознались в преступлении сразу после того, как прозвучал выстрел?

 — Я не видел в этом необходимости.

 — Вы предпочли дождаться, когда обвинение предъявят невиновному?

 — Мне вообще не приходило в голову, что кого-нибудь обвинят в этом убийстве.

 — Вы не знали о практике проведения расследований?

 — О проведении расследований — знал, но не подозревал, что в них возможны столь грубые ошибки.

 — А вам не приходило в голову, что главными подозреваемыми окажутся те, у кого имелись явные мотивы?

 — Об этом я не думал. Я вообще старался не думать о случившемся.

 — И вы отправились в круиз?

 — Да.

 — С какой целью?

 — Мне хотелось побывать в Японии... перед смертью.

 — Значит, вам было важнее увидеть Японию, нежели нести ответственность за последствия своего поступка?

 — Никаких последствий я не ожидал, — мистеру Тодхантеру мучительно хотелось вытереть лоб, но он боялся, что его жест истолкуют как симптом очередного обморока.

 — А может, вы отправились путешествовать с сознанием облегчения оттого, что задуманное вами убийство совершил кто-то другой, предоставив вам возможность с чистой совестью любоваться красотами Японии?

 — Конечно нет!

 — И совесть вас не мучила?

 — Ничуть. Мой поступок не назовешь тривиальным, и все-таки я убежден, что у него масса преимуществ и ни единого недостатка.

 — Мне бы не хотелось ограничивать вашу свободу, мистер Тодхантер, но я вынужден напомнить, что свидетелям полагается отвечать на вопросы, а не произносить речи.