взял кол и под дверь, чтоб с петель ее стряхнуть. А Иван Юрьевич назад пятками, бадью дубовую в руки. Бадью в котел с кипятком — и к двери. Татаре вдвоем на кол налегли — аах! Дверь долой — и предстал на мгновение перед ними в клубах пара розовый от негодования Иван Юрьевич с дымящейся бадьей. В следующий миг Иван Юрьевич ухнул весь кипяток на изумившихся татар и, не выпуская бадью из рук, прыгнул на татарского коня и поехал было, но тут же вернулся, выхватил из бани приказчика своего Ивашку Немчина, смазал ему по лицу ладошкой, чтоб очухался, и крикнул ему в ухо:

— За стремя держись!

И тогда только поехали от запылавшего своего дома.

Ошпаренные татары воют, прислуга орет, татары голому человеку наперерез скачут. А Иван Юрьевич раскрутил над головой бадью, а в ней, дубовой, пуда никак два с гаком — и так угостил перехватчика по башке, — всмятку.

Прискакал-таки Иван Юрьевич к Ефремову, и Немчин, хоть и без памяти, а добежал до своего спасения.

Татары собирались ворваться в Ефремов с ходу, на плечах беглецов, но из-за хлипкого тына ахнули пушки, и ворота не закрылись, наоборот, — нараспашку. Из ворот вышли стрельцы, развернулись и приготовили пищали. После-то на Бунина в Ефремове как на спасителя глядели, так ведь и вправду спас от татарского аркана.

Ширин-бей рвался в бой, но Абдул настиг его и указал на восточные ворота Ефремова. Из ворот легкой цепочкой, как у факира изо рта, вытягивалась необрывная лента казачьей конницы. Казаки хитрили, цепочка была реденькая, но в отряде у Ширин-бея много молодых, неопытных воинов.

— В степь! — приказал Ширин-бей.

Татары повернули, но, чтобы уйти в степь, нужно было сразиться с казаками.

Первым кинулся в битву юный Амет Эрен.

Наконец-то он видел перед собой врага.

Не пленника, не сладчайшую грезу детских снов — врага поверженного, а казака наяву. Пахнущего чужим, гадким потом, вооруженного, жаждущего его, Амета Эрена, крови. Но он, Амет Эрен, тоже хотел видеть чужую кровь. Он хотел этого серьезно, без горячки. И потому среди многих врагов видел одного. Других он тоже видел, но только для того, чтобы не позволить им убить себя, а этого он хотел убить сам. Они уже схлестнулись саблями, и Амет Эрен едва удержался в седле. Он не испугался, хотя рука, вцепившаяся в рукоять сабли, опустилась и заныла, все равно он не испугался, он только понял: враг силен, и это очень хорошо: убить такого врага — святое дело.

Лошади унесли их друг от друга, но Амет Эрен поднял свою на дыбы и развернул скорее, чем казак — чубатый, усатый, краснолицый, краснощекий. Эту красную шею Амет Эрен и увидел теперь. Он заставил коня скакнуть и одновременно взмахнул саблей. Казак в тот миг повернул голову — поглядеть, где татарчонок. И надо же — глянул через левое плечо и увидел над собой зависшую молнию и понял, что его сейчас зарубят, потому что правой рукой с саблей он уже не мог снизу отвести удар.

Голова покатилась в бурьян.

Видно, Амет Эрен срезал не простого казака.

— Гей! Гей! — завопили у русских, и сразу двое пустили коней на татарчонка. Они летели к нему с двух сторон: проскочить, развернуться — не успеешь. И Амет Эрен остался на месте, и, когда казачьи сабли взметнулись, чтобы пасть ему на голову, он нырнул под седло. Сабли свистнули по воздуху, а мальчишка точно так же, как в первый раз, развернул коня и снес голову еще одному казаку. Третий пустился наутек, но Амет Эрен догнал и срубил третью голову.

Отряд младшего Ширин-бея собирался улепетывать, но бешеный татарчонок вдруг повернул ход боя. Троих убил, разошелся. Встал на стременах и помчался на русских без страха. А за ним и все татары.

— Аллах! — кричит.

А у мальчишки голос как флейта:

— Алл-аааа-х!

Бросились казаки назад, под защиту пушек.

Амет Эрен еще две головы срубил. Сами татары на него глядят чуть ли не с ужасом. Собрали головы, что он посру- бал, засолили и в мешок к его седлу.

К городу Ширин-бей больше не подступался. Ушел в степи. По дороге на село набежал. По-татарски, ночью. Отряд большой, но порубежные мужики лютые, один десятерых стоит, рисковать Ширин-бей не захотел.

А вот ночью! Налетели. В каждую крышу, в каждый овин по факелу. И как волки — окружили пожарище и ждали зарю и добычу.

Смельчаки, однако, нахватали двадцать человек полона. И хорошо сделали, что зари не ждали. На заре в степи показались казаки. Сунулись татары в деревню, а жители в церкви заперлись. Церковь каменная, казаки близко. Ушли татары, увели с собой двадцать несчастных: пять мужиков, семь мальчиков, четыре девочки и четыре женщины.

Для трехсот воинов добыча невелика.

Высокомерный младший Ширин-бей решил монастырь захватить. Этот монастырь давно уже татарам глаза мозолил. Только монастырь не село.

Ночью монастырь на запоре. Стены крепкие. Монахи в дозор ходят. Осаждать монастырь — дело долгое. Татары городов брать не умеют, а вот хитрости им не занимать. С одной стороны от монастыря — река, с другой — овраг. Овраг огромный, верст на тридцать, и возле монастыря засажен лесом: монахи постарались — дай оврагу волю, он и под монастырь подберется, без осады окружит и проглотит, аки сатанинский змий.

Этим оврагом и крались в монастырь воины Ширин-бея.